"Надежда Тэффи. 224 Избранные страницы" - читать интересную книгу автора

надела для вас.
Вовочка чуть-чуть покосился на жабо, буркнул:
- Толстит шею.
И отвернулся.
Ничего нельзя было с ним поделать.
А те трое окончательно сдружились. Хозяйка совершенно перестала для них
существовать. На ее вопросы и потчеванье они не обращали никакого внимания,
и раз только бывший муж спросил, нет ли у нее минеральной воды, причем
назвал ее почему-то Сонечкой и даже сам этого не заметил.
Они, эти трое, давно уже съехали с разговора о банковских делах на
политику и очень сошлись во взглядах. Только раз скользнуло маленькое
разногласие - Андрей Андреич слышал от одного француза, что большевики падут
в сентябре, а Сергей Николаич знал сам от себя, что они должны были пасть
еще в прошлом марте, но по небрежности и безалаберности, конечно, запоздали.
С политики переехали на анекдоты, которые рассказывали друг другу на
ухо и долго громко хохотали.
Потом им надоело шептаться, и Андрей Андреич сказал Марье Артемьевне:
- А вы, душечка, пошли бы на кухню и присмотрели бы за кофе, а то
выйдет, как с ватрушками. А мы бы здесь пока поговорили. Удивляюсь, как вы
сами никогда ни о чем не догадываетесь.
И все на эти слова одобрительно загоготали.
Марья Артемьевна, очень обиженная, ушла в спальню и чуть-чуть
всплакнула.
Когда она вернулась в столовую, оказалось, что гости уже встали и,
отказавшись от кофе, куда-то очень заторопились.
- Мы хотим еще пройти на Монпарнас, куда-нибудь в кафе, подышать
воздухом, - холодно объяснил хозяйке Алексей Петрович и глядел куда-то мимо
нее.
Весело и громко разговаривая, стали они спускаться с лестницы.
- Вовочка! - почти с отчаянием остановила Марья Артемьевна своего
дансера. - Вовочка, еще рано! Останьтесь!
Но Вовочка криво усмехнулся и пробормотал:
- Простите, Марья Артемьевна, было бы неловко перед вашими мужьями.
И бросился вприскочку вниз по лестнице.

Мудрый человек

Тощий, длинный, голова узкая, плешивая, выражение лица мудрое.
Говорит только на темы практические, без шуточек, прибауточек, без
улыбочек. Если и усмехнется, так непременно иронически, оттянув углы рта
книзу.
Занимает в эмиграции положение скромное: торгует вразнос духами и
селедками. Духи пахнут селедками, селедки - духами.
Торгует плохо. Убеждает неубедительно:
- Духи скверные? Так ведь дешево. За эти самые духи в магазине
шестьдесят франков отвалите, а у меня девять. А плохо пахнут, так вы живо
принюхаетесь. И не к такому человек привыкает.
- Что? Селедка одеколоном пахнет? Это ее вкусу не вредит. Мало что. Вот
немцы, говорят, такой сыр едят, что покойником пахнет. А ничего. Не
обижаются. Затошнит? Не знаю, никто не жаловался. От тошноты тоже никто не