"Н.А.Тэффи. Распутин (из книги 'Воспоминания') " - читать интересную книгу автора

- Ну, это все пустяки. Это вы говорите из любезности. - отвечала я
громко. - Расскажите лучше что-нибудь интересное. Правда, что вы устраиваете
хлыстовские радения?
- Радения? Здесь-тo в Питере?
- А что - разве нет?
- А кто сказал? - спросил он беспокойно. - Кто сказал? Говорил, что
сам был, что сам видал, зли слыхал, али как?
- Да я не помню, кто.
- Не по-омнишь? Ты вот лучше, умница, ко мне приходи, я тебе много
чего порасскажу, чего не знаешь. Ты не из англичанок будешь?
- Нет, совсем русская.
- Личико у тебя англичанское. Вот есть у меня в Москве княгиня Ш. Тоже
личико англичанское. Нет, брошу все, в Москву поеду.
- А Вырубова? - совсем уж без всякого умысла, единственно, чтобы
угодить Розанову, спросила я.
- Вырубова? Нет, Вырубова нет, У нее лицо круглое, не англичанское.
Вырубова у меня деточка. У меня, скажу я так: у меня есть, которые деточки и
которые другие. Я врать не буду, это так.
- А... царица? - вдруг осмелев, сдавленным голосом, просипел
Измайлов. - Александра Федоровна?
Я немножко испугалась смелости вопроса. Но, к удивлению моему, Распутин
очень спокойно ответил:
- Царица? Она больная. У нее очень грудь болит. Я руку на нее наложу и
молюсь. Хорошо молюсь. И ей всегда от моей молитвы легче. Она больная.
Молиться надо за нее и за деточек. Плохо... плохо... - забормотал он.
- Что плохо?
- Нет, ничего... молиться надо. Деточки хорошие...
Помню, в начале революции я читала в газетах о том, что найдена
"гнусная
переписка старца с развращенными княжнами". Переписка такого
содержания, что "опубликовать ее нельзя". Впоследствии, однако, письма эти
опубликовали. И были они приблизительно такого содержания:
"Милый Гриша, помолись за меня, чтобы я хорошо училась".
"Милый Гриша, я всю неделю вела себя хорошо и слушалась папу и маму"...
- Молиться надо, - бормотал Распутин.
- А вы знаете фрейлину Е.? - спросила я.
- Это такая востренькая? Будто видал. Да ты приходи ко мне. Всех
покажу и про всех расскажу.
- Зачем же я приду? Они еще рассердятся.
- Кто рассердится?
- Да все ваши дамы. Они меня не
знают, я человек для них совсем чужой. Наверное, будут недовольны.
- Не смеют! - он стукнул кулаком по столу. - У меня этого нет. У меня
все довольны, на всех благодать почиет. Прикажу - ноги мыть, воду пить
будут! У меня все no-Божьему. Послушание, благодать, смирение и любовь.
- Ну вот, видите - ноги мыть. Нет, уж я пучше не приду.
- Придешь. Я зову.
- Будто уже все и шли, кого вы звали?
- До сих пор - все.