"Василий Татищев. История Российская (Часть 1) " - читать интересную книгу автора

невозможно, разве от себя что вымышлять, из-за чего якобы все новосочиненное
о древности правым назвать невозможно, но на это отвечает сама сия собранная
История. Когда благосклонный читатель увидит дополнения, изъяснения и
доказательства от таких древних писателей, о которых он прежде не думал,
чтоб в таком от нас отдалении о нас или наших предках писали, да может не
только книг тех не читал, но имен их не слыхал, то он подлинно поверит, что
прилежному рачителю и в других потребных к тому языках искусному еще более
сего обрести, изъяснить и дополнить возможно, следственно, сей мой труд,
познав причину моего начала, в крайнюю дерзость мне не поставит.
VII. О причине начатия. Причина начатию сего моего труда хотя была от
графа Брюса, как ниже показано, но в продолжении столь многих разысканий и
долгого написания главнейшим желанием было воздать должное благодарение
вечной славы и памяти достойному государю его императорскому величеству
Петру Великому за его высокую ко мне оказанную милость, а также к славе и
чести моего любезного отечества.
Что же относительно милости его величества ко мне, то не место здесь
подробно мне это описывать, а скорее горесть от лишения того воспоминать
возбраняет, но кратко скажу: все, что имею, чины, честь, имение и, главное
над всем, разум, единственно все по милости его величества имею, ибо если бы
он меня в чужие края не посылал, к делам знатным не употреблял, а милостию
не ободрял, то бы я не мог ничего того получить. И хотя мое желание проявить
благодарность славы и чести его величества не более умножить может, как две
лепты сокровище храма Соломонова или капля воды, капнутая в море, но мое
желание к тому неизмеримо, больше всех сокровищ Соломона и вод многоводной
реки Оби.
Хвалить предков лучше, чем себя. Скажет ли кто, что из того, что я выше
сказал, и что преславные дела его величества описывать смелости не имею,
следует, что сии древние деяния к славе его не касаются; и затем, что я
историю сию более уже по кончине его величества сочинял. Но я вот что
возражаю: всякий, а особенно благоразумный, это ощущает, что нам
достохвальные дела предков наших слышать гораздо приятнее, нежели хвалу
собственную, ибо в последней многократно лесть лицемерная скрытно
заключается. И поскольку сей государь был премудрый, а при том великое
желание к знанию древности имел, для чего несколько древних иностранных
историй перевести повелел и часто с охотою читал, то надеюсь, что отечества
древности гораздо приятнее ему быть могли, нежели египетские, греческие и
римские. На второе: я его величества высоким наследникам, равно как ему
самому, должен и верен, их так, как его самого, почитаю и благодарю. Первое
же еще изъясню складом самого оного великого монарха, о котором, чаю, еще
многие в памяти имеют.
От министров слава государем. Князь Яков Долгорукий. Сравнение дел
государей. Экономия. Военные дела. Флот. Иностранные. В 1717-м году его
величество, будучи на пиру за столом со многими знатными, разговаривал о
делах отца своего, бывших в Польше, и препятствии великом от Никона
патриарха, тогда граф Мусин, как человек великого лицемерства и коварства
исполненный, стал дела отца его величества уничижать, а его выхвалять,
изъясняя тем, что у отца его Морозов и другие были великие министры, которые
более, нежели он, делали. Государь так сим огорчился, что, встав от стола,
сказал: "Ты хулою дел отца моего, а лицемерною мне похвалою более меня
бранишь, нежели я терпеть могу". И подошел к князю Иакову Долгорукову и,