"Евгений Татаренко. По законам войны (Повесть) " - читать интересную книгу автора

жил он отдельно от нее, где-то в другом конце города. Раз в одну-две недели
он с небольшим фибровым чемоданом возвращался к Ангелине Васильевне, - как
правило, под вечер, после работы. Но с тем же самым чемоданом убегал на
следующее утро под неуемные крики Ангелины Васильевны. Мужу она не могла
сказать, что не жена ему, поэтому кричала немножко иначе: "Я тебе не
какая-нибудь!.. Ты иди других называй так, а я тебе не какая-нибудь!.."
Вот эта самая Ангелина почему-то влюбилась в Аннабаден, и в то время,
как тетя Роза, отучив первую смену, задерживалась в школе на вторую,
Ангелина Васильевна и Аннабаден вместе готовили себе ужин, вместе ходили в
кино и на море купаться... Вполне естественно, что Аннабаден переняла вскоре
ее самые худшие привычки и обзавелась еще одним прозвищем: "Я-тебе-не-жена".
Тимка имел к Миллиметру особые претензии. Их отцы служили на одном
корабле - хорошо, их матери были подругами еще до того, как родились Тимка и
Миллиметр, - ладно... Зачем она подчеркивала в разговорах: "Мы с Тимой... У
меня и Тимы..."? Или звала на весь класс: "Тимоша!" - все равно что
"Тимулечка". Игорь Надеин, с которым сидел Тимка, дважды за эту зиму
переболел гриппом, и оба раза Карапешка, взяв свой портфель, как ни в чем не
бывало пересаживалась к Тимке, после чего за Тимкиной спиной ее называли
Нефедовой. Отколотить Аннабаден было не то что боязно - перед родителями,
например, - но как-то не солидно. Раз Тимка не выдержал и замахнулся на нее
кулаком, а потом сам же и мучался: глаза у Миллиметра сделались при этом
такие испуганные и так она сжалась вся, что Тимке показалось, он замахнулся
не на взрослую девчонку, а на младенца. Вдобавок Миллиметр заплакала.
Тимка шел к Вагиным без надежды увидеть кого-нибудь. Но это было
последнее звено, которое так или иначе связывало его со "Штормовым". И, зная
наверняка, что Вагины эвакуировались, Тимка не мог не заглянуть на улицу
Челюскинцев, где они жили.
Он издалека еще заметил непривычную брешь с той стороны улицы
Челюскинцев, где недавно стоял красивый, с полукруглыми окнами и решетчатой
аркой дом Вагиных. От развалин тянуло едким запахом гари.
Багровый солнечный диск полностью скрылся за горизонтом, и быстро гасла
робкая полоска зари над Семеновскими холмами.
Тимка в полном одиночестве обошел развалины вагинского дома. Постоял на
заваленной грудами кирпича и камня площадке, что служила когда-то внутренним
двориком, прислушался, уловив откуда-то из темноты соседнего дома слабый,
похожий на мяуканье писк. Подумал, что сейчас не время отыскивать
заблудившегося в развалинах котенка. Но сделал шаг по направлению улицы и
тут же снова остановился, потому что едва слышное мяуканье сразу перешло в
неудержный, громкий плач. Тимка прошел назад и в углу, между полуразрушенной
стеной соседнего дома и кирпичной оградой, увидел сидящую на кусках цемента
Асю.
Обратив к нему мокрое лицо и вздрагивая всем телом, она заплакала еще
громче. Руки и ноги ее были в кровавых ссадинах.
- Ты что... - Он чуть не сказал: Карапешка. - Ты что, Ася?!
Хотел поднять ее. Она шевельнула губами, пытаясь что-то сказать, но у
нее получалось только прерывистое, громкое:
- А!.. а!.. а!..
- Ася! Перестань, Ася! Слышишь?! - прикрикнул Тимка и наконец поставил
ее на ноги. - Пойдем! Нельзя нам тут оставаться!
- Не пойду!.. - ответила она сквозь слезы. И перестала плакать в голос,