"Олег Тaрутин. Потомок Мансуровых" - читать интересную книгу автора

вас от циллона, и я исчезну, конечно, с вашего горизонта. Останетесь вы -
Кирилл Сурин, ленинградец, русский и так далее. А коли что и изменится в
вас, так только в лучшую сторону, - улыбка тронула его губы, - морщины эти
исчезнут, и вообще помолодеете вы лет на пять, ибо циллоны живут хоть и
долго, но гораздо интенсивнее нас, землян. Останетесь, стало быть, вы-не
манекен, нет, не камуфляж управляемый! Нормальный, здоровый, хороший
человек. Ну, допустим, что-то новое в характере, в привычках, в
воспоминаниях, чуть другое прошлое, чуть другая судьба. Это для вас -
землянина. А для вас вот этого,-он кивнул на мое "зет", - родная планета,
родина и - ни тени мысли там о судьбе лесоустроителя с Земли. Не так ли?
Так! - кивнул он своим доводам, напрасно подождав ответа.
- Идемте, Карбиол Филиппович, - попросил я его, - поскорее, а?
.. .По глади канала под нами нелепыми рывками ковыляла номерная
прогулочная лодка.
Старательно и на редкость неумело копал веcлами воду мужчина средних
лет. Был он до изумления нелеп в этой лодке, с галстуком на сторону, с
животом, вывалившимся от напряжения из пиджака, со шляпой, съехавшей на
глаза. На измученном его лице застыла обалделая целеустремленность. Раз -
одно весло плашмя, другое - на глубину по самую уключину, два - все
наоборот. Рывок влево, рывок вправо. Один на всей реке, один посреди
стихии: р-раз-два, р-раз-два... Откуда он тут взялся, откуда приплыл, куда
плывет? А на корме, рядом со спасательными шарами, прочно и тяжко стоит
огромный черный портфель, и солнечный зайчик пляшет на блестящем его замке.
Странное зрелище... Словно двигался себе человек к какому-то солидному и
привычному труду, и запало ему нежданно-негаданно в голову - бросить все и
немедленно, сейчас же, кататься на лодке.
Долго еще слышались, затихая у нас за спиной, мокрые шлепки и
пыхтение, и князь, который вновь замолчал, вероятно, как и я, думал об этом
гребце.
- Какой странный человек, не правда ли? - уже у моста задумчиво
произнес Мансуров. - Как вообще все странно нынче...
- Да, - согласился я, - странно...
Мансуров говорил, не глядя на меня. Остановившись, он смотрел на
дворец, высившийся по ту сторону канала. Он смотрел неотрывно, он вытянулся
в струну, и косточки его пальцев, вцепившихся в парапет, побелели от
напряжения, как давеча у меня.
- Мой дом, Кирилл! Бывший мой дом! - хрипло проговорил он. - Смотрите
же!
Тысячу раз видел я этот дворец, нынешний Дом культуры работников
Гортранспорта. Тысячу раз проходил я мимо, и торопясь, и неспешно. Бывал я
тут и на лекциях, и на танцах в его знаменитом танцзале. Когда-то из своего
первого фотоаппарата я даже сфотографировал этот дворец, вернее, парадный
подъезд его - огромную, высоченную дубовую дверь, колонны по обе ее
стороны, мощные и воздушные одновременно. Сфотографировал я отдельно герб
над дверью: щит со вздыбленными львами, гривастыми и когтистыми, со
шлемами, пушками и еще с чем-то из гербового набора. Вот она-корона.
- Княжеская корона, - продолжил мою мысль Мансуров.-Так ее изображали
в русской геральдике: шапка с горностаевой опушкой (в цвете это
темно-малиновый бархат) и тремя золотыми дугами, усеянными жемчугом. Над
короной, извольте видеть, держава - вот этот шар с крестом... Мой герб,