"Андрей Тарковский. Запечатленное время" - читать интересную книгу автора

нравственной почве, не следует бояться предоставления себе большей свободы в
выборе средств. Более того, не всегда свобода должна ограничиваться ясным и
твердым замыслом, толкающим тебя на выбор того или иного решения. Необходимо
обнаруживать доверие к решениям, возникающим непосредственно. Важно,
разумеется, чтобы они не оттолкнули зрителя бесполезной сложностью. Но
прийти к этому можно не с помощью рассуждений, запрещающих твоей картине тот
или иной прием, а опираясь на опыт наблюдений над возникшими в твоих первых
работах излишествами, которые должны быть отброшены в естественном и
непосредственном процессе творчества.
В создании своей первой картины я, честно говоря, руководствовался еще
и такой задачей: выяснить, способен я или не способен заниматься
кинорежиссурой. Для того чтобы прийти к определенному выводу, я, так
сказать, распустил вожжи. Старался себя не сдерживать. "Если фильм
получится, - думал я, - значит, я заслужил право работать в кино". Именно
поэтому картина "Иваново детство" имела для меня особое значение. Это был
экзамен на право творчества.
Конечно, работа над фильмом не выглядела как некое анархистское
действие. Просто я старался не сдерживать себя. Приходилось рассчитывать на
свой вкус и на веру в правомочность своих эстетических пристрастий. В
результате работы над фильмом я должен был выяснить, на что я могу опереться
в своей будущей жизни, а что испытания не выдержит.
Конечно, я сейчас думаю во многом иначе. Лишь немногое из найденного,
как выяснилось впоследствии, оказалось живым. И далеко не все выводы я
разделяю.
Весьма поучительной для нас - участников фильма - в работе над картиной
была разработка фактуры места действия, пейзажа, превращение междиалоговой
части сценария в конкретную среду снов и эпизодов. Богомолов в рассказе
описывал места действия с завидной обстоятельностью участника события,
которые легли в основу рассказа. Единственный принцип, которым
руководствовался автор, - имитация документального характера мест, как бы
увиденных собственными глазами.
На мой взгляд, места действия рассказа оказались в результате
невыразительными и дробными: кустарник на вражеском берегу, темный накат
бревен в землянке Гальцева, похожий на нее, как близнец, батальонный
медпункт, унылая передовая, расположенная вдоль берега реки, окопы. Все эти
места описаны очень точно, но не вызывали у меня никаких эстетических
эмоций. Более того, были чем-то неприятны. Антураж этот не связывался в моих
представлениях с чем-то способным вызывать чувства уместные в
обстоятельствах истории об Иване. Мне все время казалось, что для удачи
фильма привлекаемая фактура мест действия и пейзаж должны будить во мне
определенные воспоминания и поэтические ассоциации, теперь, по прошествии
более чем двадцати лет, я твердо уверен в следующем, не поддающемся анализу
обстоятельстве: если сами авторы взволнованы выбранной натурой, если она
будит в них воспоминания и вызывает ассоциации, пусть довольно
субъективные, - зрителю передается какое-то особое волнение. В ряде
эпизодов, пропитанных именно субъективным авторским настроением, стоит
"березовая роща" - блиндаж медпункта, выстроенный из берез, пейзажный фон
последнего сна, мертвый лес, залитый водой.
Все сны (их четыре) основаны тоже на ассоциациях довольно конкретных.
Первый сон, например, весь от начала до конца, вплоть до реплики "Мама, там