"Константин Тарасов. Следственный эксперимент " - читать интересную книгу автора

- Вот мой дом, - говорит ксендз. - Раньше здесь жил костельный сторож.
Но после войны поселился я. Старый дом сгорел. Немцы сожгли. Заходите ко
мне.
Не роскошь, думаю я. Маленькая пристройка к ограде, три окошечка,
односкатная черепичная крыша, общая площадь метров двадцать пять, зато нет
соседей, ночью тишина, лужайка под окном, пьяные не бродят, правда, убийства
совершаются вблизи.
- Спасибо за приглашение, - говорю я. - Обязательно воспользуюсь.
Доброй ночи.
- Доброй ночи и вам, - отвечает мне ксендз Вериго.

ВЕЧЕР (продолжение)

Только я вышел за костельную ограду, как тут же испытал чувство
неудовольствия собой, ощущение допущенной ошибки, досадного промаха. Скорее
всего, это самообман, иллюзия, но мне кажется, что в мрачном сумраке
костела, рядом с исповедальней, я был близок к разгадке убийства; в
неожиданных приходах свидетелей или участников преступления, еще неясно, как
их лучше назвать, есть нечто удивительное, многие детали их поведения мне
непонятны. Я ошибся, думаю я, надо было остаться в костеле с этими людьми
еще на полчаса. Жолтак сказал: "Следователю я не скажу". Что он хотел
сказать ксендзу? В чем исповедаться? В убийстве?
За костельной оградой, на тихой улице, по которой я иду в райотдел, -
девятый час душного вечера. В огородах поливают зелень, дети гоняют мяч, в
забегаловке толкутся мужики, словом, спокойный вечер в маленьком городке.
Где-то тут находится убийца.
Я почти уверен, что поспешил уйти из костела, но возвращаться уже
поздно - момент утерян, то есть не совсем утерян, думаю я, просто он
отодвинулся на час. Я прочитаю показания, мы поужинаем и начнем следующий
тур знакомства.
Для опроса свидетелей Максимов предоставил свой кабинет, и когда я туда
вхожу, там по сторонам большого пустого стола сидят - сбоку Саша, лицом ко
мне Фролов, а напротив него девушка с изящной, на мой взгляд, фигуркой.
Вспомнив рассказ ксендза, я определяю, что эта свидетельница - дочь
органиста, Валя Луцевич, студентка консерватории. Быстролетный взгляд в мою
сторону, а вернее, на скрип отворившейся двери, позволяет мне зафиксировать
ее профиль и анфас. Говорят, среди музыкантов самым некрасивым был Паганини;
так вот, напротив Фролова сидит Паганини в юбке, правда, с русыми волосами -
славянский образец.
Наверное, за фортепиано или за органом, думаю я, она мила, обаятельна, и
какой-нибудь в такой же степени некрасивый музыкант влюбится в нее насмерть,
но в других кругах это узкое лицо, длинный нос, вытянутый подбородок
поклонников не привлекут. Впрочем, насколько можно понять, и ее ничто, кроме
музыки, не интересует. Даже происшедшее в костеле убийство она восприняла
без эмоций, говорит о нем по-деловому, экономя свое время.
Я читаю показания свидетелей и одновременно слушаю четкий ее рассказ,
разыгрывая его в воображении, как череду маленьких сценок. Вот папа Вали
сидит за кафедрой и показывает дочери экзерсис. Вот Валя садится на табурет,
некрасивое ее лицо озарено вдохновением. Вот папа указывает на ошибку. Вот
Валя играет вновь. И ученье, по ее словам, продолжается около часа. Вдруг -