"Константин Тарасов. Следственный эксперимент " - читать интересную книгу автора

Завтрак, естественно, ломается, за столами волнение, вздохи, и
фантастические домыслы, и нелепые шутки. Кто-то кричит: "Петя, кого, кого
убили?" Ему кричат: "Ксендза убили". Еще кричат: "Иностранца распяли на
кресте". И так далее. Люди более чувствительные завтрак оставляют и бредут к
выходу, возле которого стоит Саша с фотоснимком. "Встречали?" - "Нет!" -
"Проходите". - "Встречали?" - "Никогда!" - "Следующий". Никто не встречал. И
вдруг две девушки заявляют, что видели этого человека позавчера на лодочной
станции - он сидел у лодочника. Они брали весла, и он еще сказал им время -
было десять минут седьмого. Кроме них, однако, покойного никто не запомнил.
Экскурсанты, как мы и ожидали, в костеле его не видели. Локтев предлагает им
наш козырный вопрос: не трогал ли кто-либо из присутствующих подсвечники, не
подходил ли к алтарю, не садился ли ради любопытства на место ксендза в
исповедальне? Увы, ничего такого они не делали, потому что рядом с ними все
время маячил высокий такой мужчина и шипел, подобно старому гусаку: "Нельзя
трогать! Нельзя ходить! Нельзя смотреть!" - такой бледнолицый, с длинным
носом, оттянутым вниз.
Не приходится - гадать, что в роли цербера, охраняющего исповедальню,
выступил сакристиан костела, бывший учитель, несчастный отец, добрый, по
мнению ксендза, человек, Буйницкий Стась Антонович.
Итак, Буйницкий. Самообладание у него ничего, хорошее, надЬ отдать ему
должное, и действовал он последовательно и логично. Четко думал. В половине
второго - органист и Валя ушли бы домой, художника каким-либо образом
выпроводил - костел пуст, можно толково распорядиться е трупом, перетащить в
подвал, а там наверняка есть тайник."Концы в воду. Предусмотреть, что старая
Ивашкевич попросит исповеди, он не мог, и Вериго появился против своих
правил. Это случайности, от них страховки нет. И когда план сломался, не
запаниковал. Нервы в порядке. Сам за милицией пошел. Шиканье на
экскурсантов, конечно, не доказательство, но как косвенное пройдет. Однако
же уверен, холера, - свидетелей нет, броня неплохая.
Меж тем затейник ведет нас знакомить с лодочником Фадеем Петровичем,
будка которого, обвешанная спасательными кругами, стоит на берегу реки рядом
с пляжем. Тут нам приходится ожидать полчаса, пока он выдает весла
участникам экспедиции. Помимо того, что лодочник сильно хромает, у него нет
левой руки, и он представляется мне жертвой моря, таинственного
кораблекрушения, свирепого урагана, смывшего его за борт, нападения акул;
старый морской волк, способный скорее расстаться с жизнью, чем с мичманкой и
тельняшкой/хранящей запах тропических пассатов; боцман торгового судна,
отличавший моря по цвету и вкусу соленой воды, заброшенный на пресное
мелководье, к прогулочным лодкам, в которые садятся пышные красавицы и
напевают песни о судьбе моряка...
Лодочник, обеспечив флотилию веслами и черпаками, садится отдохнуть, и
тут мы предлагаем ему посмотреть фотоснимки.
- Знаю, - говорит он уважительно. - Это Алексей Иванович. А что с ним?
Какой-то он будто неживой.
Саша объясняет, что так оно и есть.
Это известие как ветром сдувает с Фадея Петровича его капитанскую
солидность, он выкрикивает петушиным голосом: "Значит, нет больше Ивана
Алексеевича!" - и застывает в минутной кручине.
- Все! - говорит он. - Отрыбачил!
- А как фамилия Ивана Алексеевича?