"Игорь Тарасевич. Мы должны говорить друг с другом (маленькая повесть)" - читать интересную книгу автора

конечно, произносит по-столичному, красиво. Она хотела спросить про столицу,
но урок уже заканчивался, и она только вздохнула при мысли о расстоянии,
разделяющем ее с преподавателем, и еще - потому что подумала, что как поздно
начались эти занятия - ей уже под тридцать, Володечка ходит во второй
классик, и с Леней жизнь - ни то, ни се, разводиться страшно, кто ее возьмет
с ребенком, позволит не работать? А жить плохо, ссоры. Правда, Леня у нее -
хороший мужчина, и при мысли об этом - если мысль приходила днем - у нее
иногда начинали дрожать колени, но мало ли хороших мужчин на свете? Она еще
раз, выдохнув теперь резко громко, посмотрела на мальчика - какой
молоденький! И прощальным взглядом, как своего, близкого человека, проводила
Иван Андреевича до двери. Она назвалась ему. Скобликова Нина, Нина, сказала
свое имя так, словно голой показалась ему. Старик ничего не заметил, записал
ее в тетрадь - последней, и она вздохнула снова, чуть слышно, но глубоко,
глубоко, и подумала - дура-дура, встала, оправляя платье.
- Пойдем? - спросил Хочуван, вращая глазами, - Понравилось?
- Да, - она опустила взгляд и двусмысленно улыбнулась, - понравилось! -
И посмотрела ему в лицо, - Очень понравилось.
- Ну! - сказал Хочуван и обернулся, - А тебе?
Знамеровский ничего не ответил, только лицо его как-то дернулось от
вопроса. Он выскочил вслед за Никулиным, дробь шагов по железной лестнице
послышалась вслед за тяжелой медленной поступью Ивана Андреевича.
- Молодой, - сказал Хочуван, словно читая мысли стоящей рядом, -
Пойдем. Красивый язык, а? А?
Они вышли на улицу, разговаривая об ойкуменском.
- Пиво пьешь? -спросил Хочуван, закрываясь широкой ладонью от
ударившего солнца.
- Господи, какое пиво! С ума ты сошел, - она засмеялась, - Мне домой
надо, меня муж и ребенок ждут.
- У-у!
- Да! А ты думал? - Она говорила и гордо, и кокетливо, как всегда
говорила о семье с мужчинами.
- Как тебя муж-то пускает на ойкуменский, а? Я бы тебя, мать, ни в
жисть не пустил!
Она улыбнулась и пошла, чувствуя на спине прожигающий взгляд Хочувана.
Платье у нее было легкое, открытое, просвечивающее насквозь. Каждый раз оно
надевалось со скандалом - муж ревновал ко всем встречным подряд.
Теперь у нее появилось что-то свое в жизни, не только семья, теперь у
нее есть вполне дозволенное, культурное занятие, которое, уж хоть ты что,
никак не сможет не разрешить Леня. И маменьке его, - подумала она, -
придется смириться, розы свои распрекрасные самой продавать. А у нее теперь
есть занятие, да.
Не торопясь, слушая двигающееся в платье тело, она вошла в дом -
Скобликовы жили в старом деревянном флигеле, который и официально-то не
назывался домом, адрес был - строение No 8. Строение! Их собирались сносить
в этом году, к ноябрьским обещали квартиру. Сколько в этом году перемен, -
еще подумала она, представив, как будут выносить из дома мебель, узлы,
свертки, Андрюлечкины учебники. У нее тоже были книги - штук двадцать
макулатурных, и она свяжет их белой бельевой веревкой в две связки.
- Бель-е, - сказала она, - бель-е.
Она сама вынесет книги к машине, положит на заднее сиденье сама. И сама