"Владимир Германович Тан-Богораз. На мертвом стойбище " - читать интересную книгу автора

-- А ты как живёшь? -- спросил человек.
-- Живу!.. -- ответила Илинеут просто. Она сама изумилась теперь тому,
что, она ещё живёт.
-- Зачем ты лезешь к живым, ты, неубитая? -- закричал человек. -- Иди
назад! Уйди к своим мертвецам, беглая тварь! Удавись, заколись! Не показывай
своего лица живущим! Уйди, будь ты проклята!
Он кричал как в исступлении. На его стойбище ещё не было ни одного
случая смерти, и в этой уединённой глуши, куда люди совсем перестали
заглядывать, он рассчитывал отсидеться, как в крепости; эта зачумленная
гостья выводила его из себя, и он несколько раз чувствовал искушение
покончить переговоры, спустив курок. Ветер, на счастье, тянул от стойбища и
не приносил к нему заражённого дыхания.
-- Будь ты проклята, уйди! -- крикнул он ещё раз, видя, что Илинеут не
двигается, и угрожающе вскинул ружьё.
-- Я беременна, -- сказала женщина.
Человек остановился, как будто колеблясь. Забота о маленьких детях вошла
в плоть и кровь жителей тундры.
-- Не надо, -- сказал он наконец. -- Да будет выкупом за моих
птенчиков!.. Уезжай!
Илинеут дёрнула левой вожжой и поворотила оленя. Ей не оставалось ничего
более, как ехать назад к мертвецам. Страх её прошёл. Живые люди
рассматривали её как добычу заразы, как беглую жертву Духа Болезни, и она
сама стала рассматривать себя как отрешённую от жизни. Голова её кружилась
от голода и слабости. Временами она теряла сознание действительности, и ей
казалось, что она едет по вечно туманной пустыне, окружающей загробное
царство мёртвых. Тундра, подёрнутая серой дымкой, ничем не нарушала этого
впечатления. Верхушки шатров Рультувии вынырнули из-под земли, как
корабельные мачты среди моря, до ведь там было настоящее царство смерти.
Через час олень остановился у ближайшего шатра. Илинеут спустила ноги с
нарты и сделала попытку подняться, но тотчас же со стоном повалилась на
землю. Острая боль возвратила её к действительности. Время её пришло. Она
была одна среди мертвецов, без пищи, без дров, чтобы натаять воды,
окружённая заразой, лицом к лицу с новою мучительною болью, возвещавшей о
наступлении события, в котором она не имела никакой опытности и после
которого должна была сделаться беспомощной, как новорождённый младенец.
Через минуту боль утихла. Мысль о младенце, который имел родиться,
придала ей бодрости. Нужно было что-нибудь сделать, и как можно скорее. Она
поднялась на колени и посмотрела кругом. Олень, смирно стоявший у входа в
шатер, бросился ей в глаза. В нём заключалась пища и питьё одновременно. Она
подобрала вожжи, лежавшие на земле, и привязала их к завязкам шатра, потом
повернулась к саням и вынула большой нож из чехла, подвязанного к их спине.
Ходить всё-таки она не могла и поползла по-прежнему на коленях, добираясь
кругом нарты к левому боку оленя, который с дружелюбным храпом повернул
голову ей навстречу. Придерживаясь за его шерсть, она наконец поднялась на
ноги и схватилась за его холку, чтобы не упасть; потом, продолжая
придерживаться левой рукой, правой поставила нож на обычном месте против
сердца. На минуту в её душе шевельнулось сожаление: эФого оленя она
выкормила телёнком и он прибегал на её зов и пил из руки.
Но через минуту она изо всей силы нажала нож и навалилась на него
тяжестью своего тела. Олень судорожно вздрогнул и дёрнулся всеми четырьмя