"Арон Тамаши. Корень и дикий цветок" - читать интересную книгу автора

ее запросто можно было бы сосчитать; а подвздошная кость выпирала настолько,
что хоть суму вешай. Полные скорби глаза зияли заброшенными колодцами с
застоявшейся, затхлой водой.
- Что же мне с тобой делать? - вздохнул старик.
Словно сам Будда ответил ему на вопрос, шепнул, что следует делать с
голодной коровой; волна сострадания подкатила к горлу, и старик заглянул в
ясли. Но там ничего не было, кроме двух пучков омелы, которые он нарвал со
ствола больного дуба и принес Чако еще рождественским утром, чтобы если и не
поела, то хоть пожевала.
Но ветки кустарника-паразита Чако жевать не стала.
Предпочла муки голода.
- Святое животное! - произнес старый Тима.
А если и в самом деле святое, продолжил он про себя, одной святостью не
насытишься, не проживешь. И кормить тебя нечем, корм нужен барану, хоть он и
безбожник, да овцам, от них отдача. Дай бог, чтобы им одним хватило до
марта, когда на лугу и в лесу пробьется первая травка.
Что же делать-то, господи?
В задумчивости старик подергивал седой ус, будто надеялся таким
способом добиться у бога ответа. Затем решительно повернулся и, выйдя из
сарая, направился к огромным воротам риги, расположенным, как принято, в
центре всего строения. Налево от ворот находилась просторная овчарня, в
которой почти затерялись Мордай да пять овечек. За загородкой, отделявшей
загон от прохода, под самым навесом соломенной крыши тянулся во всю длину
овчарни дощатый желоб, полный сухой отавы.
Туда и поднял глаза старый Тима.
Взгляд его заметался в поисках длинной приставной лестницы. Не сразу
замеченная в молочном тумане, она лежала на земле у стены. Старик поднял ее
и осторожно приставил к торцу желоба, напоминавшего водосточный, только
намного шире. Взобравшись наверх, он принялся ворошить отаву; тонкие сухие
травинки сыпались через щели, окрашивая туман в разные оттенки зеленого.
Овцы, похоже, услышали шорох, увидели зелень тумана и нетерпеливо заблеяли;
заворчал и баран.
- Потом, потом. Как ягнята появятся, вот тогда... - ответил им всем
хозяин.
Трижды переворошил он отаву, каждый раз забирая охапку, и до краев
наполнил ясли перед Чако. Принеся третью, погладил корову по шее, где уж и
шерсть-то выпадать стала, и сказал:
- Ешь, празднуй да меня поминай.
Опираясь на палку из дикой розы, он зашагал было прочь, но возле
лестницы остановился. Взялся за продольные брусья, собираясь, видимо,
положить ее на прежнее место, к стене. Но руки будто окоченели и не хотели
слушаться. Ладно, подумал он, пусть так и стоит, упершись в край желоба.
Глядишь, явится на рассвете Иаков; а коли впрямь явится, обнаружит тут
лестницу наготове, устремленную к небу, может, тогда и заступится за него,
старика, перед богом. И ангелы добром вспомнят, вознося Тимотеуса Байко на
небо, что не придется им маяться с этакой длиннющей лестницей да командовать
"раз-два взяли" худосочным своим собратьям. Не исключено, что один из них
сядет на девятой ступеньке и споет в его честь псалом.
- Пусть останется, - сказал старик.
С тем и отправился он сквозь туман в сторону леса. Туман уже понемногу