"Андрей Таманцев. Их было семеро... (Солдаты удачи #1)" - читать интересную книгу автора

-- Этот орден был мне вручен правительством Соединенных Штатов. А к
нему никаких претензий у меня нет. Честь имею!
С порога я оглянулся. Командующий сидел за своим столом, невидяще глядя
перед собой. Жалко мне было его? Нет. Тимоху мне было жалко. Других ребят,
которые полегли в развалинах Грозного и на всех хасавюртах. И тех, кто из
Афгана вернулся домой в цинке под условным шифром "груз 200". Вот их мне
было до муки жалко. А его -- нет.
* * *
Через два дня мы обменялись адресами и распрощались на Курском вокзале.
Артист, Муха и Трубач были коренными москвичами, тут были их родительские
дома, и старики были еще живы. Боцман был из Калуги, там у него была жена и
трехлетний сын, жили в двухкомнатной "хрущевке", которую дали жене от
фабрики. У Дока была однокомнатная квартира в Подольске, он получил ее при
разделе его двухкомнатной московской квартиры после развода с женой. А мне,
моей жене Ольге и дочке Настене путь лежал сначала в Зарайск, а потом еще
дальше -- в деревню Затопино на берегу речки Чесны. Там догнивала
изба-пятистенка, пустовавшая после смерти матери, всего на три года
пережившей отца.
Другого дома у меня не было.
Глава третья. Форс-мажор
I
Приказ был понятным. Хоть и не сразу. Предельно четким. Если отбросить
словесную шелуху. А с точки зрения нормальной человеческой морали, которой
привык руководствоваться полковник Константин Дмитриевич Голубков, не
слишком, впрочем, об этом задумываясь, -- просто чудовищным. Когда до
Голубкова дошла суть дела, словно бы специально прикрытая обтекаемыми
формулировками и специальной терминологией, у него едва брови на лоб не
полезли. Да как же это? Да разве так можно? Да это же...
Чччерт знает что!
Но внешне он своих чувств, конечно, не проявил, лишь нахмурился, что
вполне могло сойти за высшую степень сосредоточенности. Как и все участники
этого совещания в очень узком кругу, он внимательно слушал начальника
управления, дающего установку, только все строчили в черных блокнотах,
которые запрещалось выносить из здания, а Голубков лишь постукивал своим
блокнотом по колену. Это не укрылось от взгляда начальника. Он прервался и с
нескрываемым раздражением обратился к полковнику:
-- Константин Дмитриевич, а вы почему ничего не записываете? То, что я
говорю, кажется вам не важным?
Голубков встал:
-- Напротив, товарищ генерал-лейтенант...
-- Пора вам уже привыкнуть к нашим порядкам. Не товарищ
генерал-лейтенант, а Анатолий Федорович.
-- Виноват. То, что вы говорите, кажется мне очень важным. Поэтому и не
записываю. Что записано, то забыто. У кого как, конечно, но про себя я это
знаю точно. Поэтому записываю только мелочи, которыми не стоит загружать
память.
-- И помните все, что я говорил?
-- Повторить любую из ваших фраз?
-- А сможете?
-- Какую?