"Татьяна Талова. Кузнеца дочь " - читать интересную книгу автора

Эгиль был кузнецом, сыном раба и рабыни. Отец его был захвачен в одном
из походов Гаутрека, а мать жила в Нордрихейме. Кузнечное дело он знал от
отца. И был Эгиль уже стар, но все здесь относились к нему хорошо.
- Эгиль, - сказал Гудмунд-херсир, - Бельверк говорит, что эта
Мейтисслейви кует получше тебя! Дай девчонке работу, а я приду и погляжу -
позже...
Только усмехнулся Эгиль. Он-то знал, что малая, да вдобавок девка,
никогда не сможет его превзойти. Да сможет она хотя бы поднять кузнечный
молот?..
...Эгиль не верил, что это сотворили руки чужеземки. А Голуба лишь
повторила обруч, скованный для дочери старосты. Она подумала, что работа,
послужившая доказательством мастерства в родной земле, и здесь ей поможет. И
переплетались тонкие прутья, складывались в дивный узор, а по бокам
распускались два цветка в шесть лепестков... Долго работала Голуба, а когда
вытерла пот со лба, увидела, что стоит в кузнице не только Эгиль, но и
Гудмунд-херсир. А сколько он наблюдал за работой Голубы - Даждьбог весть.
- Это женская вещь, - с трудом выговорила Голуба, вдруг испугавшись,
что местный князь подумает, будто она сделала бесполезное дело - может,
стоило ковать сразу меч?
Херсир молчал, а старый Эгиль говорил что-то быстро-быстро, и Голуба
подумала, что перепутала слова и успела пожалеть, что нет рядом Бьерна.
А потом Гудмунд Гаутрекссон подошел к Голубе, взял украшение и как мог
осторожно надел на девичье запястье.
- Посмотреть, - сказал херсир, - так же хорош он на руке, как мне
сначала показалось...
Он говорил медленно, чтобы чужестранка поняла. А Голуба посмотрела на
обруч на своей руке и захотела сказать, что сделает еще сотни таких же, и
лучше, во много раз лучше - и отпустит ли норманнский князь после этого ее
на волю? Хотела сказать - не смогла подобрать слов...
Тогда появилась Раннвейг, - а может она стояла за дверью и все
слышала, - она увидела Голубу и засмеялась сухим старушечьим смехом.
- Бельверк и вправду привел в наш дом большого мастера! - сказала
она. - Да только думается мне, что этой руке больше подошел бы меч!
- Меч она скует завтра, - ответил херсир.
- Сначала покормил бы девчонку, - сурово сдвинула брови Раннвейг, - а
то я слышу, как урчит у нее в животе! Иначе скажут, что Гудмунд Гаутрекссон
не бережет своих рабов - проклятье на мою голову!..
И на следующий день Голуба сковала меч. А когда она работала, она
думала о том, как понравится князю норманнов этот меч - если так, то он,
несомненно, не будет против, когда она откупится, отпросится домой - ведь
приходят ж в Нордрихейм торговцы, наверняка, будет и корабль, плывущий к
родным берегам.
А когда Гаутрекссон увидел меч в руках гардской пленницы, подаренной
ему Бельверком Медведем, он подумал, что она и впрямь ведьма - и творит
чудеса... И тогда он твердо решил, что никогда не отпустит Мейтисслейви из
своего дома...
Да только Голуба того не знала.
Так и стала жить дочь кузнеца в Нордрихейме. Мало-помалу стала понимать
язык, сдружилась со старым Эгилем и детьми Гудмунда-херсира. Старший сын
Гудмунда был в своем первом походе, вместе с братом отца, а двое младших