"Люси Тейлор. В стене " - читать интересную книгу автора

Там не было места даже для мыши, и уж тем более - для кота.
Но вопли по-прежнему не стихали.
Плюш вдруг поняла, что она тоже плачет от отчаяния и беспомощности. Эти
крики напомнили ей о том, что она так хотела забыть - что она тоже узница. В
каком бы отчаянном положении ни было животное там, в стене, Плюш не смогла
бы помочь несчастному созданию - как не смогла бы освободиться сама.
Но она все равно прикоснулась губами к холодному кирпичу и прошептала:
- Все хорошо. Держись. Я тебе помогу.

* * *

Хотя Плюш провела в Данлоп-Хаузе уже двадцать два года, она была
абсолютно уверена, что сошла с ума не до, а во время своего пребывания в
клинике.
Безумие монотонной скуки настигло ее в стенах сумасшедшего дома, где по
идее ее должны были излечить. С каждым днем это безумие подступало все ближе
и ближе - с каждым визитом нетерпеливых очкастых врачей, которые
претендовали на то, что у них есть лекарство от ее болезни.
То, что сама Плюш считала нормальным и здравым умом, ее доктора
расценивали как очевидное доказательство его отсутствия, и к тому времени,
когда она была уже должным образом оболванена и подавлена заключением в
психушке, чтобы сойти за нормальную - то есть по меркам врачей, - они
решили, что ее случай больше не представляет никакого научного интереса и
лечить ее дальше нет смысла. Таким образом, вопрос о ее освобождении даже и
не рассматривался.
Не богатая, не образованная, и к тому же женщина (три условия, которые
почти отметали возможность и вероятность, что кто-то воспримет ее положение
всерьез и наконец освободит ее из психушки), Плюш была старшей дочерью
фермера-скотовода из Стромнеса, что на острове Оркней близ северного
побережья Шотландии. Странный и нелюдимый ребенок, она была по-настоящему
близка только со своим дедом Муни - рыбаком, утверждавшим, что ему являлась
Дева Мария, когда он был в плену у японцев во время Второй мировой войны.
Никто не верил старому Муни, кроме Плюш, которой самой было столько
видений, что она давно уже воспринимала их как явление обыденное и
повседневное. У нее было свое название для того скучного серого мира
ограниченного восприятия, где было заперто большинство людей и где этому
большинству было вполне уютно: Недалекий мир.
Ей не хватало слов, чтобы описать чудеса, которые иногда ей являлись.
Она часами бродила одна по берегу блескучего Северного моря, погрузившись в
искрящуюся материю иллюзорных фантазий, затянутая в волшебный водоворот
своей сокровенной вселенной, оглушенная призрачным шепотом ветра и зловещим
рокотом прилива.
И подобно тому, как художник переносит на холст свои тайные фантазии,
так и мысли Плюш летели, как черные паруса, развернувшиеся под ветром,
навстречу необъятной Вселенной, которая открывала ей свои тайны и
волшебство: упоительные секреты, которые зачаровывали и приводили в
смятение, страшные и чудесные письмена, извращенные и нечестивые.
В минуты, когда восприятие Плюш обострялось до запредельных высот, у
нее получалось скользить между морем и небом по горизонту, где две
безбрежности сходились в одну линию, как мягкие влажные губы, и проникать