"Джулиан Саймонс. Карлейль" - читать интересную книгу автора

людей: "Биография по природе своей наиболее полезная и приятная из вещей, -
пишет Карлейль, - в особенности биография выдающихся личностей". (Напомним,
что к этому времени Карлейлем уже была написана его первая биография -
"Жизнь Шиллера", 1823 -1824. ) Поговорив о значении биографий замечательных
людей, Карлейль вводит понятие "поклонение героям", этот "краеугольный
камень жизненного утеса, на котором могут стоять безопасно все
государственные устройства, до самого отдаленного времени". Так впервые
формулируется центральное положение общественной философии Карлейля. Он не
пишет о нем здесь подробно, хотя и замечает, что в современной жизни,
полностью лишенной героического, есть один человек, которому "открылось
вечное в его низких и высоких формах". "Я знаю его и называю его - это
Гете".
Среди множества вопросов общественных и религиозно-философских Карлейль
затронул в романе и вопросы филологические. Интереснейшие рассуждения его о
природе языка навеяны трудами немецких лингвистов начала века (вообще
немецкие влияния в книге значительны, и Джулиан Саймонс пишет об этом).
"Язык называют платьем мысли, - говорит Карлейль - хотя скорее следовало
бы сказать: язык есть тело мысли... Что он есть такое, как не метафоры, все
еще развивающиеся и цветущие или уже окаменевшие и бесцветные?"
Содержательны рассуждения о природе и значении символа, при том, что язык и
вся терминология заимствованы Карлейлем опять-таки у немецкого идеализма.
"В символе заключается скрытность, но также и откровение: таким образом
здесь, с помощью молчанья и с помощью речи, действующих совместно,
получается двойное значение... Так во многих нарисованных девизах или
простых эмблемах на печатях самая обыкновенная истина приобретает новую
выразительность". И далее: "Собственно в символе, в том, что мы можем
назвать символом, заключается всегда, более или менее ясно и прямо,
некоторое воплощение и откровение Бесконечного. Бесконечное с помощью его
сливается с конечным, является видимым и, так сказать, досягаемым".
Мы знаем, что, с точки зрения материализма, в символе заключается
не
"бесконечное" и "конечное", но "абстрактное" и "конкретное", существенно,
однако, само по себе указание, сделанное Карлейлем, на диалектику символа.
Влияние классического немецкого идеализма было в книге поистине
сквозным, но особенно сказывалось в остроумных рассуждениях Карлейля о
непознаваемости мира, природы. "Для самого мудрого человека, - писал
Карлейль, - как бы ни было обширно его поле зрения, Природа остается
совершенно бесконечно глубокой, бесконечно обширной, и весь опыт над ней
ограничивается немногими отсчитанными веками и отмеренными квадратными
милями... Это - книга, написанная небесными иероглифами, истинно священными
письменами, из коих даже пророки счастливы разобрать строчку здесь и строчку
там. Что же до ваших Институтов и Академий наук, то они бодро подвизаются и
с помощью ловких комбинаций выхватывают из середины плотно сбитого,
нераспутываемо-сплетенного иероглифического письма кое-какие буквы и
составляют из них тот или другой экономический рецепт, имеющий великое
значение в практическом применении".
Вычурные образы, неправильные формы, многочисленные намеки и аллюзии,
длинные, путаные периоды и множество немецких понятий и слов - все это
затрудняло современникам прочтение книги. По ходу повествования Карлейль сам
иронически оценивал свой текст. Мало этого, он приложил к книге довольно