"Евгений Сыч. Еще раз (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

искусствоведом более высокого сорта, чем Марьюшка. Он и статью в местной
печати не брезговал черкнуть по случаю краевой выставки или юбилея
кого-либо из ветеранов, и раздавал в своих писаниях такие эпитеты, какие
Марьюшка к Чюрлёнису и Лебедеву применять стеснялась.
Конечно, и ей приходилось говорить о работах местных художников, ей
за то и деньги платили, - когда сопровождала экскурсии по выставочному
залу: одного за цвет похвалит, другого за композицию, третьего - за тему.
Но чаще достаточно было просто подсказывать зрителям и так неоспоримое:
вот плотина на заднем плане, вот бетонщики на переднем, а вот портрет
начальника строительства, орденоносца и передовика труда. Среди местных
художников имелась, разумеется, своя неофициальная табель о рангах и
талантах, свои понятия о том, кто посильнее, а кто послабей, но все это
было, в сущности, игрой, потому что к настоящему искусству произведения их
отношения все равно не имели. Странная и нехорошая получалась штука. Как
на градуснике, где ясно можно определить температуру нормальную, тридцать
шесть и шесть, или высокую, например тридцать восемь, опасную для
здоровья. А тридцать один или тридцать два градуса не определишь, отметки
такой на шкале нет. Слишком низкая температура. За пределами искусства.
У самой Марьюшки сейчас - если бы вдруг кому-то вздумалось предложить
ей градусник - температура явно оказалась бы к тридцати восьми. Горло
саднило, переносицу распирал густой тягучий ком, от ступней к груди
прокатывалась мурашками волна озноба. Марьюшка спустилась вниз, туда, где
в обширном бетонном подземелье, отгороженном от мира надежными стальными
дверями, нередко пристраивались на троих или группами пошабашившие
оформители, чтобы развести усталость дня глотком дешевого вина. Ее всегда
приглашали в компанию в таких случаях, а сейчас Марьюшка особенно была бы
не прочь, тем более что и присказка, в обиходе принятая: "Видит бог, не
пьем, а лечимся!" - сегодня как нельзя более подходила.
Но ничего привлекательного в нижнем зале ее не ожидало. Среди
бетонной пустоты гулко звучали из дальнего конца склада недовольные
голоса. Там двое разбирали то, что казалось грудой хлама и по большей
части таковым и являлось.
- Скульптура "Птицы", - угрожающе вопрошал один голос. - Стоимость
тысяча восемьсот рублей.
- Вот она, - уныло отвечал второй, двинув носком ботинка нечто.
- Нет, это, пожалуй, скульптура "Остров", - упирался первый. -
Стоимость тысяча триста, ее мы уже отметили. А рыбак где?
- Да все тут, давайте дальше искать...
Марьюшка не стала отвлекать этих занятых и явно не приспособленных
для другого вида общения людей, коих дела свели вместе и не давали
разойтись в разные стороны до выработки компромиссного решения. Возможно,
алхимики и позавидовали бы найденному ими способу обращать булыжники в
наличие, но им самим в этот момент собственное занятие казалось нудным и
обременительным.
- Марья Дмитриевна! - окликнула наверху вахтерша.
- Да? - не поняла Марьюшка: рядом с вахтершей сидела огромная, вся из
округлостей дама с небывалых размеров черно-бурой лисой на шее.
- Вас дожидаются, - пояснила вахтерша.
- Очень, очень познавательная беседа, - заворковала дама, при всей
своей объемности легко поднявшаяся с кресла и подхватившая Марьюшку под