"Майкл Суэнвик. Путь прилива " - читать интересную книгу автора

- Говорить такие вещи, когда там, наверху, умирает твоя мать! -
негодующе поддержала ее Ленора.
- Да не умрет она, не надейтесь, - зло усмехнулась Амбрим. - Мамочка
прекрасно знает, как мы ждем ее смерти, и ни за что не доставит нам такого
удовольствия. - Сестры осуждающе насупились, но промолчали.
На чем все и закончилось. Теперь в сестрах Грегорьяна чувствовалась
какая-то удовлетворенность, даже гордость за хорошо выполненную работу.
Казалось, они разыграли эту бытовую драму исключительно для единственного
зрителя и теперь ждут аплодисментов, чтобы взяться за руки и поклониться.
Теперь, говорили их лица, ты знаешь о нас все. Скорее всего, эта сценка -
ну, может быть, с небольшими вариациями - демонстрируется каждому
посетителю; высокое исполнительское мастерство свидетельствовало о многих
повторениях, о большой работе.
И вдруг, словно по команде, три сестрички посмотрели вверх - на
внутренней лестнице появился врач. Он отрицательно покачал головой,
спустился в гостиную и ушел, так ни слова и не сказав. Диалог, подумал
чиновник, по меньшей мере двусмысленный.
- Идемте, - сказала Ленора, направляясь к лестнице.
Свет в спальне был таким тусклым, что терялось всякое представление о
ее размерах. Здесь царила кровать, непомерно огромная, словно
предназначенная для любовных игр сказочных великанов. Балдахин, свисающий с
толстых, вделанных в потолок латунных крючьев, был заткан сатирами и
астронавтами, нимфами и козлами, беззаботно резвящимися на травке. По краям
шли изображения земных созвездий, а также орхидеи, жезлы и прочие символы
плодородия. Тяжелая, потускневшая от времени ткань рвалась и рассыпалась, не
выдерживая собственного веса.
А посреди всего этого ветхого великолепия полулежала, опираясь спиной
на груду подушек, чудовищно толстая женщина. Муравьиная матка! - подумал
чиновник, глядя на огромное, неподвижное тело, и тут же выругал себя за
унылую прямолинейность ассоциаций. Сырое, мучнисто-белое лицо с маленьким,
страдальчески приоткрытым ртом. Густо унизанная кольцами рука задумчиво
повисла над подносом, установленным на шарнире прямо над невероятным, почти
шарообразным брюхом. На подносе - стройные ряды пасьянсных карт, звезды и
чаши, дамы и валеты. В ногах - беззвучно мерцающий телевизор.
Чиновник представился. Женщина кивнула, не поднимая головы, переложила
одну из карт и снова задумалась.
- Я раскладываю "Тщетность", - объяснила она, - Вы знаете этот пасьянс?
- А как ложатся карты в конце, когда он сходится?
- Он никогда не сходится. Смысл тут в том, чтобы не попасть в тупик,
растянуть занятие как можно дольше. Вот этот пасьянс, который вы видите, я
раскладываю уже несколько лет.
Взяв с подноса очередную карту, женщина взглянула на Ленору:
- Думаешь, я не знаю, о чем вы там болтаете? Структура, везде и во всем
структура. - Она говорила с трудом, делая паузы, чтобы отдышаться. -
Отношения между вещами текут, непрерывно меняются, пресловутая "объективная
истина" - чушь, глупая выдумка. Существует только структура и более
обширная, объемлющая структура, в рамках которой проявляют себя меньшие
структуры. Я понимаю обширную структуру, и потому карты меня слушаются,
исполняют заказанный мною танец. И все равно когда-то игра кончится, это
неизбежно. В картах очень много жизни - так же как и в их перекладывании.