"Майкл Суэнвик. Путь прилива " - читать интересную книгу автора - Говорить такие вещи, когда там, наверху, умирает твоя мать! -
негодующе поддержала ее Ленора. - Да не умрет она, не надейтесь, - зло усмехнулась Амбрим. - Мамочка прекрасно знает, как мы ждем ее смерти, и ни за что не доставит нам такого удовольствия. - Сестры осуждающе насупились, но промолчали. На чем все и закончилось. Теперь в сестрах Грегорьяна чувствовалась какая-то удовлетворенность, даже гордость за хорошо выполненную работу. Казалось, они разыграли эту бытовую драму исключительно для единственного зрителя и теперь ждут аплодисментов, чтобы взяться за руки и поклониться. Теперь, говорили их лица, ты знаешь о нас все. Скорее всего, эта сценка - ну, может быть, с небольшими вариациями - демонстрируется каждому посетителю; высокое исполнительское мастерство свидетельствовало о многих повторениях, о большой работе. И вдруг, словно по команде, три сестрички посмотрели вверх - на внутренней лестнице появился врач. Он отрицательно покачал головой, спустился в гостиную и ушел, так ни слова и не сказав. Диалог, подумал чиновник, по меньшей мере двусмысленный. - Идемте, - сказала Ленора, направляясь к лестнице. Свет в спальне был таким тусклым, что терялось всякое представление о ее размерах. Здесь царила кровать, непомерно огромная, словно предназначенная для любовных игр сказочных великанов. Балдахин, свисающий с толстых, вделанных в потолок латунных крючьев, был заткан сатирами и астронавтами, нимфами и козлами, беззаботно резвящимися на травке. По краям шли изображения земных созвездий, а также орхидеи, жезлы и прочие символы плодородия. Тяжелая, потускневшая от времени ткань рвалась и рассыпалась, не А посреди всего этого ветхого великолепия полулежала, опираясь спиной на груду подушек, чудовищно толстая женщина. Муравьиная матка! - подумал чиновник, глядя на огромное, неподвижное тело, и тут же выругал себя за унылую прямолинейность ассоциаций. Сырое, мучнисто-белое лицо с маленьким, страдальчески приоткрытым ртом. Густо унизанная кольцами рука задумчиво повисла над подносом, установленным на шарнире прямо над невероятным, почти шарообразным брюхом. На подносе - стройные ряды пасьянсных карт, звезды и чаши, дамы и валеты. В ногах - беззвучно мерцающий телевизор. Чиновник представился. Женщина кивнула, не поднимая головы, переложила одну из карт и снова задумалась. - Я раскладываю "Тщетность", - объяснила она, - Вы знаете этот пасьянс? - А как ложатся карты в конце, когда он сходится? - Он никогда не сходится. Смысл тут в том, чтобы не попасть в тупик, растянуть занятие как можно дольше. Вот этот пасьянс, который вы видите, я раскладываю уже несколько лет. Взяв с подноса очередную карту, женщина взглянула на Ленору: - Думаешь, я не знаю, о чем вы там болтаете? Структура, везде и во всем структура. - Она говорила с трудом, делая паузы, чтобы отдышаться. - Отношения между вещами текут, непрерывно меняются, пресловутая "объективная истина" - чушь, глупая выдумка. Существует только структура и более обширная, объемлющая структура, в рамках которой проявляют себя меньшие структуры. Я понимаю обширную структуру, и потому карты меня слушаются, исполняют заказанный мною танец. И все равно когда-то игра кончится, это неизбежно. В картах очень много жизни - так же как и в их перекладывании. |
|
|