"Виктор Суворов. Освободитель" - читать интересную книгу автора

зеленоватой прозрачной стенкой. Высокая женщина в строгом синем
платье и белом переднике наблюдала за ними.
Нашего возвращения из коммунизма дожидался заместитель
начальника Киевской гарнизонной гауптвахты, младший лейтенант
Киричек, предупрежденный, видимо, о полученных ДП.
Младший лейтенант раскрыл толстую конторскую книгу.
- Так, значит, по пять суток каждому... Так и запишем.
Пять... Суток.., Ареста... От командующего округом... за...
на... ру... ше... ни... е... воинской дисциплины.
- Ах, черт,- спохватился он.- Командующий-то в Москву улетел
на съезд партии. Как же это я! - Он покрутил книгу, затем, вдруг
сообразив, перед словом "командующий" пыхтя приписал "зам.".- Ну
вот, все в порядке. А у тебя, Суворов, первые пять суток от
зам. командующего и вторые пять суток тоже от зам. командующего.
А третьи от кого будут? - И весело заржал собственной шутке.
- Выводной!
- Я, товарищ младший лейтенант!
- Этих вот двоих голубчиков в 26-ю. Пусть часок-другой
посидят, чтоб знали наперед, что ДП -это не просто новый срок
отсидеть - это кое-что посерьезнее!
26-я камера на Киевской губе именуется "Революционной",
потому что из нее когда-то, еще до революции, сбежал
знаменитый уголовник Григорий Котовский, который в этой камере
дожидался суда за изнасилование. Позже, в 18-м году, Котовский
со своей бандой примкнул к большевикам и за неоценимые услуги в
уголовном плане по личному указанию Ленина был переименован в
торжественной обстановке из уркаша в революционеры. С него-то и
начались неудавшиеся ленинские эксперименты по приручению
российского уголовного мира.
Опыт знаменитого революционера был всесторонне учтен, и после
революции из камеры уж больше никто не убегал.
В камере ни нар, ни скамеек - только плевательница в углу. И
стоит она там неспроста. До краев она наполнена хлоркой! Вроде
как дезинфекция. Окно, через которое сбежал герой революции,
давно замуровали, а камера настолько мала, а хлорки так много,
что просидеть там пять минут кажется невозможным. Из глаз слезы
катятся градом, перехватывает дыхание, слюна переполняет весь
рот, грудь невыносимо колет.
Только нас втолкнули в камеру, опытный артиллерист,
захлебываясь кашлем, оттолкнул меня от двери. Я-то хотел сапогом
стучать. Положившись на его опыт, я отказался от этой попытки.
Много позже я узнал, что артиллерист оказался прав и в этом
случае: прямо напротив нашей 26-й камеры находилась 25-я камера,
специально для. тех, кому не сиделось в 26-й. После 25-й все
успокаивались и возвращались в 26-ю спокойными и терпеливыми.
Между тем к нам втолкнули третьего постояльца. Мне было
решительно наплевать на то, кто он таков, я и не старался
рассмотреть его сквозь слезы, но опытный артиллерист, казалось,
ждал его появления. Он толкнул меня (говорить было совершенно
невозможно) и указал рукой на третьего. Протерев глаза кулаком,