"Виктор Суворов. Освободитель" - читать интересную книгу автора

змей, колода при этом сохраняла очень высокую прочность всех ее
элементов. Чурка та лежала там, видать, не одно десятилетие, о
чем свидетельствовали тысячи старых и новых надрезов пилой.
Все, кто проявлял строптивость, не до конца осознав, куда они
попали, получали задачу нарезать дровишек, то есть распилить
чурку. Через час кто-нибудь из руководства губы приходил
проверить, как идут дела, удивлялся, что еще ничего не
сделано, после чего следовало наказание. Вдобавок ко всему,
задачу эту ставили только одному человеку, никогда двоим
сразу; и этот один получал для работы длинную гибкую, но
предельно тупую пилу, которой могут работать только два
человека, но не один.
Когда мы вошли во двор, какой-то чернявый солдат тщетно
пытался сделать хотя бы один надрез. Его забрали минут через
двадцать, как не желающего работать. В зависимости от настроения
руководства, действия неудачливого дровосека могут быть
квалифицированы любым образом, от нежелания работать и
пререкания с руководством (если он попытается доказать, что
это невозможно сделать) до экономического саботажа и
категорического отказа выполнять приказы командования. После
такой формулировки начальник гауптвахты или его заместители
могут сотворить с несчастным все, что им придет в голову. А
чурке этой выпала долгая жизнь, я уверен в том, что она и сейчас
там лежит и какой-то несчастный пытается ее тщетно распилить.
Закусил он губу, на глазах слезы навернулись, а лицо
совершенно отреченное... а время истекает...
Начав пилить дрова по эталону 28 сантиметров, мы узнали еще
одно очень интересное положение. Мы-то хотели все напилить,
наколоть, разложить поленья по толщине и по цветам, а уж потом
подмести все опилки.
- Не-е-е-т, так дело не пойдет! У нас так не принято! Порядок
должен быть всегда!
- Так и пошло. Отпилишь одно поленце - собери опилки -
руками. Отпилишь второе - опять же все собери. Веников-то не
было.
А к уникальной колоде тем временем конвой все водил и водил
строптивых по одному: а напили-ка, брат, дровишек!
Часам к семи двор стал наполняться шумом. Начали прибывать
машины с губарями, которые весь день на морозе работали на
бесчисленных объектах: кто на танкоремонтном заводе ленты
гусеничные таскал, кто эшелоны со снарядами разгружал.
Замерзших, мокрых, голодных, смертельно уставших, всех их по
прибытии немедленно ставят в строй, ибо после работы положены
занятия - три часа без перерывов. В общий строй поставили и нас,
именно с этого момента и начинается отсчет времени для губаря,
весь рабочий день до этого момента - лишь разминка.
Киевская губа знает только два вида занятий: строевая
подготовка и тактика. Я не говорю здесь о политической
подготовке оттого, что она не каждый день, а лишь два раза в
неделю по два часа, и не вечером, а утром перед работой, но о