"Валерий Суси. Царь Ирод (Историческая драма)" - читать интересную книгу автора

случись это на поле брани. В чем заключалась таинственная сила Николая
Дамасского? На этот вопрос ни у кого из этих людей ответа не было, но еще
более странным какому-нибудь наблюдателю показалось бы то, что никто из этих
людей не задавался напрасными вопросами и не испытывал к любимцу Августа
никакой неприязни, какая могла бы оказаться вполне уместной на фоне царивших
нравов.
Впрочем, Анций, встречавшийся с Николаем Дамасским всего несколько раз
в жизни, да и то мельком, не имел и тех шансов постичь необыкновенную
природу сирийца, какими обладали все те, кто большую часть времени проводил
на Палатине и у кого, казалось бы, были очевидные причины ломать голову в
поисках разгадки и кто даже не пытался приблизиться к ней.
Возможно потому, что Анций наблюдал за римской жизнью издалека, ему
иногда мерещилось, что он догадывается о чудесной силе влиятельного фаворита
Августа. Чувство это было неопределенным, оно рождало смутное беспокойство и
отчего-то призывало из небытия образ Спуринны, его непоколебимый взор,
магические движения рук, бесшумную поступь, его тихий голос, которому
невозможно было не повиноваться. Нечто похожее улавливал Анций в
харизматической внешности Николая Дамасского, человека низкорослого,
предпочитающего носить греческую хламиду[68] и ничем не примечательного с
расстояния десяти-пятнадцати футов.[69] Стоило, однако, оказаться рядом с
ним и человек начинал испытывать неуверенность в собственных силах, робость
и непреодолимое желание подчиниться этому невзрачному сирийцу. Такой
чудесной силой обладают немногие жрецы и это, казалось Анцию, делает
Спуринну и сирийца похожими.
Николай ждал его и Анций не продлил ожидания сверх того, что делало бы
это утомительным для хозяина.
- Надеюсь, дорога не слишком вымотала тебя, любезный Анций и мы без
долгих предисловий сможем перейти к делу? Устраивайся поудобней, - тонкая
кисть Николая вытянулась в сторону ложа из сикоморы,[70] покрытого толстой
шерстяной тканью с вышивкой, изображающей охоту на кабана. Головы некоторых
охотников и задние ноги кабана скрывали атласные подушки, фабрикованные
тончайшей золотой проволокой.
- Не беспокойся, достойный Николай! Я полон сил и энергии, и готов
выслушать тебя со всем вниманием.
- Ты и правда выглядишь, как неутомимый Марс, скучающий без схватки,
что приводит меня в такое же восхищенье, как молва о твоих заслугах, которая
намного опередила тебя в пути, хотя я нисколько не сомневаюсь в том, что ты
превосходный наездник и смог бы посостязаться на равных с самим Иродом.
- Приятно получить похвалу от человека, достойного похвалы. Но так ли
уж велики мои заслуги, как ты изволишь говорить, не иначе, как из доброты?
- Клянусь Юпитером, будь сейчас на моем месте Август, он произнес бы
тоже самое. Впрочем, поручая мне встретиться с тобой, он наказывал передать
тебе эти слова, что я и сделал с превеликим удовольствием, так как считаю их
справедливыми в той же мере, в какой было бы справедливо отозваться на твою
скромность известным изречением: каждый достойнейший человек предпочитает
делать, а не говорить; слышать от других похвалы своим славным деяниям, а не
самому рассказывать о деяниях другим.
- Видят Боги, я смущен и польщен, и меня переполняет гордость от мысли,
что Цезарь помнит обо мне.
- Он не только помнит о тебе, но и по праву причисляет тебя к одним из