"Татьяна Львовна Сухотина-Толстая. Дневник " - читать интересную книгу автора

занимался.
После этого я его не видала больше, и теперь бог знает когда мы
увидимся! Я по нем не горюю, но всегда его вспомнить весело и приятно.
Когда я с Верой прощалась в Москве, я ей нарисовала на память: комната,
на стене шинель, на столе самовар, на одном стуле он с гитарой, на другом я
за мольбертом. Надписано: "Таничка и Ваничка". Вышло очень удачно и на него
похоже. Смешная эта Вера: она так же интересуется им, как если бы она сама
была в него влюблена. Мне жаль, что до сих пор ее сердце было совсем
спокойно. Впрочем, это - к лучшему: когда она полюбит, то уже всем сердцем.

31 июля 1883. Воскресенье.

Недавно мы все: т. е. папа, Вера и Маша Кузминские, наша Маша, Леля,
тетя Таня, Коля Кислинский, Элен и я - уселись вечером на балконе на пол и
рассуждали. Папа предложил каждому рассказать самую счастливую, самую
несчастную и самую страшную минуту жизни. Некоторые сказали, что не могут
вспомнить, а большинство не хотело сказать. Я заключила, что, должно быть,
тут дело шло о любви, но я никогда не испытала минуты большого счастья, ни
минуты истинного несчастья от любви. Моя самая счастливая минута была в
детстве, мне было лет 12 или 13. Я ужасно поссорилась с Лелей, и, как мне
помнится, я не была виновата. Впрочем, сама всегда так думаешь, но все равно
мама на меня рассердилась и послала спать. Я была страшно обижена и
чувствовала, что такая злоба меня душила, что я даже не могла плакать. Я
легла и мало-помалу успокоилась и вспомнила, что, ложась, я не помолилась
богу. Я встала в постели на колени, прочла "Отче наш", вникая в каждое
слово, и в первый раз я их поняла и пришла в такое блаженное и спокойное
состояние духа, что думала: "Пускай кто хочет меня теперь обижает, я всем
все могу с наслаждением простить, потому что я сама так нуждаюсь в
прощении". Мне хотелось всех разбудить, чтобы все со мной поделились моим
блаженством, и так мне было всех жалко, что они не испытывают того же, что
я. Я часто и теперь стараюсь и достигаю того, чтобы прощать, когда меня
обижают; но так, чтобы никакого злобного чувства не оставалось, мне с тех
пор прощать не удавалось. Это - единственный раз, когда мне бог пригодился,
и это до сих пор была самая счастливая минута моей жизни!
Потом рассуждали о любви. Папа спросил: "Что приятнее - чтобы ты любила
или чтобы тебя любили?" Только он и Вера сказали, что приятнее самому
любить; мы все решили, что приятнее быть любимыми. Много мы в этот вечер
философствовали и очень приятно было. Вчера папа нам рассказал сравнение,
которое ему пришло в голову: он проглотил муху и думает: "Часть ее пойдет,
чтобы питать мое тело, а то, что не нужно, выбросится; так и мы все на
земле, как проглоченная муха, должны принести пользу на земле, а потом нас
выкинут, когда мы умрем, и только то останется, что мы хорошее сделали на
земле".
Сегодня за обедом Варька пришла Мише за квасом, а папа говорит:
"Кланяйся Михаилу Львовичу от меня". Он говорит, что Миша его учитель, и что
он постарается перенять у него его манеру принимать чужую злобу против себя.
Когда его бранят или наказывают, он остается совершенно невозмутим, никогда
не сердится. Ему скажут: "ступай в угол", а он спокойно отвечает, что он не
хочет, что он лучше гулять пойдет, или что-нибудь одинаково хладнокровно. Он
всегда знает, что он хочет, и всегда его желания очень умеренны; то, что ему