"Татьяна Львовна Сухотина-Толстая. Дневник " - читать интересную книгу автора - Et moi je crois que vous devez bien le savoir
{- Он очень добрый малый. - И очень скверный муж? - Не знаю. - А мне кажется, что вы должны его хорошо знать (франц.).}. Здесь я так рассердилась, что дала ему почувствовать, как это было глупо, и он всячески увертывался и оправдывался. Но после этого я в нем разочаровалась. После какой-то фигуры, когда мы пришли к своим местам, я говорю: - Князь, знаете, какое самое ужасное чувство? - Какое? - Разочарование. - Так вы во мне разочаровались? И слава богу для вас, о себе я не говорю. Другой, как вы, я никогда не найду. Потом он начал меня расхваливать, говорить, что он в женщине больше всего ценит женственность и что я - женщина в полном смысле слова и совершенство женщины. Потом мы пошли ужинать и решили, что все-таки будем de bons amis {Добрыми друзьями (франц.).}, но больше ничего, и что наш маленький роман был очень оригинален и воспоминание от него останется хорошее. Я захотела ужинать с актерами, что его привело в отчаяние: - Опять се Kislinsky, Lopouchine etc {этот Кислинский, Лопухин и друг. (франц.).}, но я настояла. После ужина, который невесело для меня прошел, я с кем-то из барышень пошла в другую комнату и думаю, что здесь он меня не найдет. Не тут-то было! Мы обещали друг другу быть друзьями, и он меня уверял, что моя дружба для него очень драгоценна. Наш разговор прекратил Сухотин, который пришел сказать, что мама меня ждет. Мы немного поговорили втроем, потом Сухотин говорит: - Идите же, вас ждут,- и хотел мне руку предложить, но Мещерский с яростью подскочил, чуть Сухотин не столкнул, подал мне руку и повел к мама. Я говорю: - Qu' avez vous? Peut on faire depareilles choses? {Что с вами? Можно ли так поступать? (франц.)} Он говорит: - Vous savez, une fois qu' on me fache... {Ну, знаете, когда меня сердят... (франц.).} После этого мы с ним танцевали один котильон у графа Капнист, но он был такой тихенький, смирный. Больше уж я не слыхала его гитары и пенья, и больше не шалили, не плясали, вообще скучнее было. Я с ним обращалась как совсем с чужим, хотя он пробовал rompre la glace {разбить лед (франц.).}. Раз это ему удалось, но мне досадно, что я поддалась. У Лобановых мы ничего не танцевали, потому что я ему сказала, что я все танцую. В собрании он меня ни на что не звал. Как-то перед четвертой кадрилью я искала Кислинского, что-то нужно было. Мещерский попадается и спрашивает, кого мне надо. Я сказала, что Кислинского. Он говорит: - Не надо Кислинского, пойдемте со мной в ту залу, там свежее, и поговорим. |
|
|