"Михаил Сухоросов. Тихие игры" - читать интересную книгу авторапора... А Янка зато и с Юркой Тенью играть сможет, и к Рогачу в гости
ходить... и на Пасеки... и к Горным Карлам... Ката примерилась, быстро ножом по тонкой шее провела, под откинутым упрямым подбородком. Сперва туго пошло, с каким-то скрипом царапающим, а потом нож словно провалился разом в живое тело, Янка выгнулся, ногами забил, захрипел, на руки, на траву плеснуло темным и горячим... Ката, сглатывая слезы, забормотала - словам ее никто не учил, они просто сами с языка шли: - Мать Великая, земля сырая, прими его кровь горячую на щедрое поле, отец, Гром Небесный, прибери его тело молодое, дай ему свои стрелы... Сестрица-Луна, омой ему лицо, заплети ему кудри, братец вольный Ветер, унеси его на светлую реку, и все вы, что в ночи гуляете, огнем и водой, землей и воздухом вас прошу, примите его, как брата родного... Слова еще отзвучать не успели, и тело Янки холодеть не начало, а Ката поняла вдруг, что не одна она тут. Подняла глаза - и точно: стоит тот самый, в волчьей шкуре, стоит и на нее смотрит, и лицо печальное, строгое, а рядом с ним - высокая женщина в белом платье, в венке. И оба, вроде, здесь, а все сквозь них видно: и траву, и звезды... Мужчина заговорил наконец - негромко и грустно, обращаясь не к Кате, а к своей спутнице: - Девочка все же смогла... Ты думаешь, это к лучшему? - Так надо. Для нее это неизбежно. Если б она испугалась, было бы хуже. - Ты считаешь, будет лучше? То, что есть у нее, счастья никому не принесет - и ей тоже. - Так надо, - негромко повторила женщина. И снова Ката одна осталась. И еще одинокий светляк на мокром стебле и вытянувшийся в траве Янка - серый, А татка, похоже, ждал ее - у самой деревни из-за дерева вышагнул, руку тяжелую на плечо опустил. Ката, сжавшись, снизу вверх на него глянула - поняла: знает. Брови сошлись, складка между ними, усы обвисли... Постоял, не убирая руку, пробормотал почти про себя: - Значит, кровь ты прошла... Верил я, что без этого... Видно, ты в самом деле Прирожденная, теперь учить тебя придется. Ох, боюсь я, и от тебя много зла будет, и тебе... Тетка Грипа рассказывала потом, будто Витко-колдун напился в ту ночь пьяным, ушел куда-то на болота, и уж что там творилось, никто не скажет: будто бы и гром гремел, и огни сверкали... Грипа, конечно, и соврать могла, только люди с тех пор это болото Пьяной Марой прозвали и обходят подальше: нечего там крещеному человеку делать, да и некрещеному забредать не стоит - мало ли чего... - Да-а, христовы гвозди... Петра убили Радимова, Йошковых ребят помяли, сено все спалили, да Марыську сожгли - а так, можно сказать, обошлось... - мельник пьяно помотал головой. - И байстрюк Марыськин пропал. Оно, конечно, чего пащенка жалеть, пропал - туда и дорога, нечистый его забери. А только люди болтают, нечистое тут дело... - Пусть болтают, - колдун угрюмо дергал себя за ус. Патер на него только поглядывал - обеспокоено, но и с надеждой. Мается человек, мается - а вдруг ему в голову раскаяться взбредет?.. - Не-ет, Витко, - мельник потряс коротким пальцем перед лицом |
|
|