"Эжен Жозеф Сю. Жан Кавалье " - читать интересную книгу автора

лишь бы она согласилась быть моим проводником.
Рэн покачал головой.
- Сударыня, мне кажется, в этой молодой девушке не менее гордости, чем
у любой графини. Я заметил, что она странствует пешком, и потому
предположил, что она бедная. Когда она хотела заплатить за кусок хлеба, за
стакан воды и печеные дикие яблоки, которыми она немножко закусила, я сказал
ей: "Оставьте при себе ваши деньги, дочь моя. Недаром вывеска Фомы Рена
носит название Сельского Креста. Помолитесь за меня; и я вполне буду
вознагражден за мою милостыню". Но Боже милосердный! При словах "молитва и
милостыня" молодая девушка бросила на меня, вместе с серебряной монетой,
такой гневный взгляд, что в будущем я стану требовать от своих гостей скорей
двойной платы, вместо того чтобы предлагать даром хоть стакан воды.
- Ведите меня к этой молодой девушке! - сказала Туанон, вставая и
поправляя свою прическу. - Она горда: тем лучше. Может быть, она поймет
меня.
- Она в маленькой комнате, рядом с давильней, - ответил Рэн. - Если,
сударыня, позволите, я провожу вас; дорога темна.
Туанон пошла за хозяином.
Пройдя двор, она очутилась в довольно длинном коридоре.
Не желая, надо полагать, столкнуться с молодой девушкой, которую он,
против своего желания, оскорбил, Фома остановился и тихо сказал Психее,
указав на полуоткрытую дверь:
- Вот, сударыня, ее комната.
И он исчез.

СЕВЕНКА

Туанон, слишком занятая своим решением, чтобы оробеть, тихо толкнула
дверь и вошла. Молодая девушка спала, без сомнения, усталая с дороги.
Несмотря на бедность своей одежды, она была до того хороша, ее красота
дышала таким величием и силой, что Туанон на мгновение точно застыла в
восхищении. Маленькая темная комната освещалась высоким слуховым оконцем,
сквозь которое скудно проникал резкий свет, падавший на койку, где спала
девушка, одетая в длинное платье из грубой, темной шерстяной материи.
Мантилья с капюшоном из той же материи, называемая на нижне-лангедокском
наречии гольтой, лежала тут же на кресле, вместе с ее железной палкой,
кожаной сумкой и запыленными башмаками.
Благородный профиль молодой девушки ярко обрисовывался в полумраке
занавешенного углубления, где стояла койка. Он напоминал одно из жгучих и
темных лиц картин Мурильо или Зурбарана.
У нее был широкий лоб, прямой и несколько длинный нос, приподнятые
полные губы, выдающийся подбородок и разрез глаз, почти такой же прямой, как
обрисовывавшие их брови цвета вороного крыла. Ее черные, с синеватым
отливом, блестящие волосы слегка растрепались от воды, которой молодая
девушка, без сомнения, обмыла свое лицо; они падали природными кудрями
вокруг шеи античной красоты.
Свежий пушок юности придавал бархатистость ее коже, позолоченной
загаром от южного солнца. Несмотря на покрывавшую бледность, от нее веяло
силой и здоровьем. Она была высокого роста; широкие плечи и сильные бедра
еще лучше обрисовывали ее тонкий и стройный стан. Из-под закинутых во время