"Эжен Жозеф Сю. Жан Кавалье " - читать интересную книгу автора

- Принудить меня, Пуля? - проговорил партизан с презрительной
улыбкой. - Мне не трудно поставить преграду между его и моей волей.
Сержант недоверчиво покачал головой и сказал Пулю:
- Послушайте, капитан! Долг чести и вежливость - прекрасные вещи. Но
подумайте: здесь ведь хорошо платят, нас чуть не озолотили. Нам дают на
каждого солдата тридцать су ежедневно, а вы им выплачиваете девять, из
которых мы вычитаем десять за продовольствие и вооружение; в сущности же, мы
разрешаем им питаться и вооружаться на чужой счет. Правда, вы настолько
великодушны, что оставляете за ними нечто для покупки вина, табака и
приобретения прочих сладостей жизни - то су, которое они обязаны были бы
добавить к девяти су своего жалованья, чтобы быть с вами в расчете. Это
великодушно. Но, наконец, эта щедрость не разоряет вас совершенно... и...
- Кончил ты, наконец? Кончил? - нетерпеливо крикнул рассерженный Пуль.
- Еще одно слово, добрейший капитан. По ходу дела весьма вероятно, что,
в конце концов, загнанный за веру зверь лягнет, не выдержав побоев.
Следовательно, если холопы возмутятся, хвала Господу, то кроме платы мы
нагребем полные руки добра. Эта деревенщина питается каштанами и скупа, как
черт. Они, наверное, прячут где-нибудь по горшкам или чулкам старые золотые
и серебро. И хотя у вас нет больше Жюзена Бородатого или Чердына Черного,
среди ваших микелетов всегда найдутся двое малых достаточно умных, чтобы
запалить фитиль мушкета между пальцами этих министров и заставить их
признаться, где находится курица с золотыми яйцами. И это еще только мелкая
рыбка в нашем улове. Какие жирные налоги можно брать с богатых гугенотских
купцов и с горных жантильомов, и с пасторов... Я кончаю, добрейший капитан,
я кончаю, - поспешил заявить сержант. - Так вот, если вы запретите вашим
людям прокатить в последний раз эту добрую женщину, если вы вернетесь в
Руссильон или в другое место, поверьте мне, нигде не найдете выгод подобных
здешним, а в особенности тех, какими воспользуетесь в будущем, когда вам
прикажут обращаться с этой страной еще более сурово, чем с завоеванной. Надо
надеяться, капитан, они возмутятся, они возмутятся!..
Убедительная речь сержанта, по-видимому, произвела некоторое
впечатление на партизана. Он направился к своим солдатам, сопровождаемый
Бонляром, который в душе радовался своей победе над сомнениями капитана.
Возвратимся теперь на протестантский хутор, который так быстро превратился в
обитель печали и отчаяния.

ЗАБОР

Был полдень. Жером Кавалье и его жена, все еще запертые в Божьей
комнате, у дверей которой дежурил драгун, провели часть этой несчастной
ночи, молясь за своих двоих детей.
В своем беспокойстве г-жа Кавалье не знала, что и думать о матери. Жива
еще ее мать? Умерла она? Несчастная женщина. Если бы она знала, что ее мать,
обессиленная агонией и ужасной борьбой, которую она так храбро выдерживала,
чтобы не изменить своей вере, если бы она знала, что ее мать умерла,
напрасно призывая свою дочь!.. Умерла под шум страшных проклятий
первосвященника и монаха, принужденных поступать безо всякой жалости ввиду
такого ожесточения. Так умереть суждено было ей, доброй и почтенной бабушке,
мечтавшей закончить свою жизнь в один прекрасный день среди окружающей ее
семьи, которую она набожно благословила бы!