"Эжен Жозеф Сю. Жан Кавалье " - читать интересную книгу автора

хозяина в Алэ, который окривел, полечившись у него от воспаления глаз по
какому-то чудодейственному рецепту. Если прибавить к этой лицемерной
внешности улыбающееся, розоватое лицо, дышавшее откровенностью и учтивостью,
в связи с известной военной резкостью, то получится верный снимок Доброго
Разбойника, которого считали пройдохой далее среди этих негодяев.
Вскоре сержант увидел подходившего капитана, который казался вне себя
от гнева.
- Знаешь ты, к какому ремеслу нас здесь приставили? - крикнул Пуль,
едва завидев сержанта.
- Нет, дорогой капитан, - ответил Бонляр медовым голосом, почтительно
прикоснувшись к полям шляпы.
- Нас хотят превратить в палачей. Будь мы тут одни, мне было бы это
безразлично. Ты знаешь ведь, что во время турецкого похода в моей дружине
украинских карабинеров нашлось два десятка молодцов, способных превзойти
самого заклятого палача: так искусно искрошили они сыновей Магома,
захваченных нашей главной стражей, как шпионов.
- Кому вы это говорите, добрейший капитан! Между нами находились Жюзен
Бородатый и Чердын Черный, которые перед Белградом, желая поусердствовать
для вас, содрали полчерепа, с этого "бостанджи" (начальника) и в таком виде
отправили его для назидания к паше-бею. Клянусь, трудно найти более чистую и
ловкую работу.
- Без сомнения, без сомнения, - проговорил Пуль, с каким-то диким
удовольствием. - Но знаешь ли ты, в чем тут дело? Нужно выволочь тело
старухи на забор!
- Какая-нибудь гугенотка, умершая нераскаянной грешницей? - спросил
сержант.
- Да, мать нашей хозяйки, которая сегодня ночью послала к черту
первосвященника и его монаха, громкими криками призывая к себе министра.
- Министра! Вот как! Добрейшая женщина, надо полагать, с ума спятила?
Министра! Но в Севенах больше нет ни одного. К колесу или к кострам
следовало ей обратиться за министром, если бы колесо или костер были в
состоянии возвратить их. Вот каковы, в конце концов, эти дочери Евы! Вечно
стремятся к запрещенному плоду! - пошутил сержант.
- В то время как первосвященник хотел исповедать ее, а она
отказывалась, старушка и скончалась. И душа улетела... Эблис (черт) знает,
куда, как говорят турки.
- И в наказание за то, что она сама себя обрекла на проклятие, тело
старухи тащат на забор? - проговорил, пожимая плечами, сержант.
- Таков указ короля. Хорошо! Но гром и молния! Не дело таких храбрых
партизан, как мы, микелеты, запрягаться в такую поклажу.
- По крайней мере, когда под начальством фельдмаршала Бутлера наши
карабинеры рубили или расстреливали кого-нибудь, в продолжение двух дней им
предоставлялся повышенный оклад; ограбление наказуемого шло в их пользу;
сверх того они получали хорошую кружку рейнского от маршальских запасов, -
сказал сержант, прищелкнув языком.
- К черту! Мои микелеты не возьмут на себя этого поручения, -
проговорил Пуль, подумав с минуту. - Пусть эти куклы в кафтанах с золотыми
галунами, которых они называют сен-серненскими драгунами, займутся этим. Я
пойду объявить свое решение первосвященнику, убей его Бог!
- А если он вас принудит к этому, добрейший капитан?