"Масси Суджата. Мастер икебаны" - читать интересную книгу автора

В качестве статистов: несколько гринписовцев, горстка любителей
антиквариата и пара-тройка балованных детей.

1

В Японии никто не бегает, и не надейтесь. Нация вечно спешащих
пешеходов не ускоряет шагов понапрасну, разве что ради поезда, что вот-вот
отойдет от перрона. Прожив в Токио четыре года, я убедилась, что на беговых
дорожках в городе можно встретить только хрупких старичков, озабоченных
уровнем холестерина, и тщеславных подростков, мечтающих попасть в сборную
колледжа.
Продвигаясь спортивной трусцой в городской толпе, я умудрялась огибать
прохожих, не слишком толкаясь и умеренно пихаясь локтями. Что поделаешь,
город переполнен, и ты вынужден соблюдать правила. Не опрокинь ближнего
своего. На перекрестке Роппонги и Кроссинг мне пришлось потоптаться минуты
две в ожидании зеленого света, чтобы попасть на другую сторону, протрусить
еще три квартала до Каяма Каикан - известного в городе здания, где
располагалась штаб-квартира одной из лучших в Японии школ икебаны.
Я опаздывала. Сама виновата. Не надо было расслабляться за утренним
кофе, поливать абсолютно все свои цветы, томиться и слоняться по квартире,
за это пришлось расплачиваться напряженным джоггингом от станции до школы...
Впрочем, я, кажется, знала, в чем тут дело. Это все моя тетя Норие с ее
рассуждениями о работе антиквара-фрилансера, в которой она ничего не
понимает. Ее послушать, так антикварный дилер целыми днями ничего не делает,
кроме того что слоняется по улицам и разглядывает витрины.
Мое тогдашнее опоздание в Каяма - это, если угодно, подсознательная
попытка ответа тете Норие, мое пассивно-агрессивное "нет".
Я ведь японка только наполовину. И моя вторая половина - американская -
не слишком-то удовлетворяла японских родственников в Йокохаме, городе моего
отца.
Я смеялась в кино над японскими шутками, умела пить чай так, как
полагается, могла даже приготовить маринованную редьку дайкон, но я ничего,
ничегошеньки не знала о великом японском искусстве икебаны, и это наводило
тоску на все семейство, а тетушку Норие повергало в молчаливый ужас. Она
даже слова не смогла вымолвить, когда увидела, как я заполняю нечто вроде
погребальной урны ветками цветущей сливы, она посмотрела на меня долгим
взглядом, вот и все. Нет, не все - вскоре после этого мне сообщили, что я
записана в школу Каяма, где должна непременно исправиться, посещая занятия у
достопочтенных мастеров.
Достаточно было посетить два занятия, чтобы все стало ясно: в икебане
меньше значит лучше, и мне лучше, гораздо лучше гулять по городу, где
вот-вот вспыхнет и распустится сакура; и меньше, гораздо меньше хочется
торчать в непроветренной классной комнате, особенно в такое прозрачное и
яркое утро, как тогда, в последний вторник марта.
В утренних новостях как раз объявили, что вишневые деревья в Токио
зацветут дней через пять и продержатся в полном сиянии до середины апреля,
так что городские жители могут готовиться к ханами[3] и к созерцанию
падающих лепестков. "Однако же, следите за облаками! - добавил в конце
диктор, улыбнувшись в умилении. - Облака, заслоняющие луну, могут вызвать
шторм, который растреплет бутоны!"