"Торн Сейшел Стюарт. Обитель спящих ("Конан") " - читать интересную книгу автора

словно тысячи тончайших иголочек кололи его кожу горячими остриями.
Но он сидел против Тай Юаня, такой же немой и неподвижный, хотя все
чувства его были обострены до предела и широкие ноздри трепетали, втягивая
воздух, как у молодого жеребца, чующего близкое присутствие волка.
Казалось, прошла целая вечность, когда вдруг Тай тонко, по-птичьи
вскрикнул и резко нагнулся вперед, зажимая ладонями виски, и сейчас же
что-то беззвучно ахнуло внутри киммерийца, словно невидимая молния ударила
над головой. Конан, тяжело дыша, весь напрягся, готовый в любой момент
вскочить и, подхватив Тай Юаня, в два прыжка оказаться за пределами этого
зала, - прежде чем темный резной купол обрушится им на головы. Но что-то
удержало его на месте.
Тай медленно выпрямился и опустил руки. По вискам у него стекали
крупные капли пота. Разлепив белые бескровные губы, он проговорил:
- Ты потеряешь двоих и найдешь двоих, разделишь двоих и соединишь
двоих. Ты дойдешь до края мира и вернешься на запад, и оттуда начнется твой
новый долгий путь... - Он перевел дыхание и слабо улыбнулся. - Прости, но
сейчас я больше не скажу тебе ничего. Я думал увидеть один твой год, а
увидел всю жизнь. Ты отмечен богами, брат мой. Там, на западе, лежит самое
прекрасное в мире королевство, и рано или поздно оно будет твоим.
Конан посмотрел ему в глаза, где сиял и переливался алый жидкий огонь,
словно свет огромного прекрасного рубина, - и не нашелся с ответом.

ГЛАВА 2

Прощание с Тай Цзоном

Он зевнул во весь рот и потянулся, прогнав волну по гибкому, сильному
телу.
- Поиграй мне, Раина. Я хочу спать.
Девушка, примерявшая тяжелые золотые браслеты, надула было капризные
губки, но на этот раз раздумала ломаться и послушно взялась за арфу.
- Что ты хочешь слышать сегодня?
- "Лесную деву".
Все песни своей пленницы он знал наизусть, потому что новые она
сочиняла очень редко, а те, что знала, спела ему уже не одну сотню раз.
Но он мог слушать бесконечно. У аквилонской красавицы был чистый,
высокий голос, а в искусстве игры на арфе ей и вовсе не было равных: под
пальцами Раины в ней слышался то щебет птиц, то журчание воды, то завывание
вьюги.
Раина, кивнув, провела рукой по струнам. Лицо ее приняло задумчивое и
вдохновенное выражение. Как бы ни ссорились они, как бы ни проклинали друг
друга, он все был готов отдать за тот чудный блеск, что появлялся в ее
больших серых глазах, когда она бралась за инструмент, а девушка хоть и
капризничала порой, но играла обычно с радостью и охотой.
Раина пела по-аквилонски, но он звал все живые и несколько мертвых
языков. Когда она, обладавшая прекрасным слухом и памятью, пела баллады,
сложенные в Бритунии или Немедии, он понимал их смысл лучше, чем сама
певица.
Не верь, ее верь глазам слепым,
Не верь волшебной тишине,