"Теодор Старджон. Трио на фоне бури" - читать интересную книгу автора

шуршание простыни, сопровождавшее каждое движение Лоис. Если, несмотря на
разыгравшийся шторм, он четко слышит эти звуки, как может Беверли не
беспокоить гулкое биение его сердца?
Янси с трудом сдержал улыбку. Ну конечно, Беверли не дано слышать
так, как ему. Она по-иному видит, чувствует, не способна использовать весь
потенциал мозга. Бедная Беверли! Моя бедненькая милая, веселая, верная
птичка! Ты скорее создана быть женой, а не настоящей женщиной. Где уж тебе
тягаться с той, в которую природа вложила женского естества больше, чем..,
чем в любую другую?
Что ж, так лучше, намного лучше, чем испытывать этот почти яростный в
своей страсти, пугающий восторг. Сердце стало биться ровнее, и он чуть
повернул голову, коснувшись щекой волос Беверли. Жалость сближает, ты
ощущаешь коварную беспомощность, исходящую от безоружного существа. Ярость
же, подобно плотской страсти, всегда замкнута на себе, отстраняется от
своего предмета, обрекает на одиночество.
Погрузившись в мерный гул ночи, он вытянулся на спине и лежал
неподвижно, полностью расслабившись, отдавшись на волю мыслей,
беспорядочно вспыхивавших и затухавших, словно мерцающие огоньки.
Казалось, ему дано ощутить всю радость жизни, как никому другому на нашей
планете. Какой бесконечный восторг: бодрствовать, постоянно ощущать свое
тело и одновременно парить чайкой в потоке собственных мыслей. Пожалуй,
самое большое удовольствие Янси получал от ночной части бесконечно текущих
суток. Днем он, стоило только захотеть, мог стать повелителем мира, ночью
же, укрывшись одеялом и прикрыв глаза в притворном сне, повелевал без
каких-либо усилий. Он был способен зажать в руке гармонию Вселенной и
заставить слушаться логику бытия, тасовать измерения, словно карточную
колоду, развернуть веером ворох бесконечно разных картин и образов,
выбрать приглянувшееся и отбросить остальное. Янси с пронзительной
четкостью помнил все, что произошло с тех пор, как он умер, и ясно
представлял, что было в его жизни до этого. Сейчас он решил прибегнуть к
целебной силе воспоминаний, желая укротить взбунтовавшееся сердце, чтобы
Беверли не проснулась, чтобы сои и дальше хранил ее силой неведения. А
поскольку само сознание того, что Лоис сейчас находится совсем близко,
было невыносимым, он спрятался в прошлое, обратился к ее образу,
созданному из воспоминаний, надежд и впечатлений, живущему лишь в нем и
для него, как сокровенная тайна. Эта вторая Лоис всегда была рядом, словно
неотвязный призрак, ее присутствие сотрясало душу как взрыв, принося
смутное чувство вины. Но с подобными сложностями он мог совладать,
спрятать от чужих глаз... А память уносила все дальше, прокручивая ленту
жизни в обратном порядке: момент воскрешения из мертвых, черная дыра
небытия, потом первая встреча с Лоис, и наконец тот день, когда он,
средний американец, счастливый обладатель стандартного набора обыкновенных
чудес нашей культуры, - любящей жены, работы, устоявшегося образа жизни
обрел вдруг уникальное, недоступное другим чудо.

***

Там было озеро и маленькие жалкие домики, сгрудившиеся у кромки воды.
Здание побольше стояло на сваях, упираясь тыльной частью в склон. Лодки,
плот, танцплощадка с широкими щелями в дощатом полу и бар, где торговали