"Теодор Старджон. Умри, маэстро!" - читать интересную книгу автора

медиатора, и характерный скрип мозолистых пальцев Скида, когда он скользил
ими по витым струнам, так что при соло на гитаре постоянно слышались
щелчки, потрескиванье и даже свист ребят, подзывающих такси.
Криспин - вот кто это исправил. Здоровенный добродушный лабух,
который всем сразу нравился. Бывало, когда мы приезжали в новый город,
Криспин отправлялся в район радиомагазинов и договаривался с каким-нибудь
ремонтником, чтобы ему дали пару дней повозиться в мастерской. Криспин мог
днями колупаться с электроникой Скидовой гитары, вытаскивать ее потроха и
подключать частотные генераторы, осциллоскопы и все прочее, а потом вместо
сна и отдыха объяснял Скиду, как управляться с этой штукой. Года через два
у парня был инструмент, который мог бы сесть за стол и печатать на
машинке. В нем была штука для трелей и вибрато, и еще хитрый рычаг, на
который Скид нажимал локтем, и тогда получался аккорд на шести струнах со
сдвигом в полтона, и еще примочка, называемая аттенюатор, которая
позволяет долго держать ноту - так, словно ее выдули на органе. А за
спиной у Скида стояла панель с кучей кнопок, переключателей и рукояточек,
их было побольше, чем клапанов на аккордеоне, сделанном по спецзаказу.
Скид говорил, что дело того стоило, что на таком инструменте любой парень
из деревенского оркестра со своими тремя аккордами может играть не хуже
него. Я думал, он прав. Целые годы я думал, что он был прав, когда это
говорил.

***

На следующий день, перед репетицией, - тогда, в Боулдер-Сити, - ко
мне подходит этот самый Криспин и начинает говорить, будто слова у меня
изо рта вынимает. Я сидел на веранде и думал насчет луны прошлым вечером и
о том, что там было при луне. О Латче - что парню все само в руки валится
так, что ему не надо ни на что решаться. Значит, Криспин уселся рядом и
спрашивает:
- Флук, ты хоть раз видел, чтобы Латч не мог на что-то решиться?
- Братишка, - сказал я, и он понял, что это значит "нет".
Посмотрел на свой большой палец, отогнул его и добавил:
- Лабух получает все, что захочет, ни о чем не прося. И в мыслях не
держит, чтобы попросить.
- Чистая правда, - сказал я. Мне не особо хотелось разговаривать.
- Он этого заслуживает. Что меня радует. Заметно, - подумал я и
ответил:
- Меня тоже радует. - Ни черта меня это не радовало. - Так о чем идет
толковище, Крисп?
Он долго молчал, потом проблеял:
- Ну, он меня кое о чем спрашивал. И был совсем.., совсем.., э-э..,
похож на провинциала в роскошной гостинице - расшаркивался и краснел.
- Ла-атч? - спросил я. Латч всегда изображал из себя облачко, парил,
как перышко. - В чем дело?
- Это насчет Фоун, - сказал Криспин. Я ощутил в животе штуковину
размером и весом с бильярдный шар.
- Что насчет Фоун?
- Он хотел узнать, что скажут музыканты, если они с Фоун поженятся.
- И что ты ему ответил?