"Теодор Старджон. Умри, маэстро!" - читать интересную книгу автора

себя потому, что кое-что слышал. Думаю, моей дочери Фоун грозит серьезная
опасность, и должен с тобой переговорить. Я в Батон-Руже. Фоун пока не
надо об этом знать. Возможно, за этой историей ничего не стоит, но лучше
избегать риска. Жду тебя рядом с пакгаузом над Морреро - это вниз по реке
от Батон-Ружа. На пакгаузе со стороны улицы надпись: "Ле-Клерк и сыновья".
Я в конторе, что у конца причала. Думаю, за тобой могут следить. Возьми
такси до склада у Морреро, а дальше пройди к реке. Заплутаться невозможно.
Насмотри, чтобы не было хвоста, осторожность необходима. Надеюсь, однако,
что тревога окажется ложной.
Это письмо возьми с собой. Если мои опасения справедливы, то даже
сжечь его в клубе небезопасно. Поторопись, пожалуйста.
С волнением - Джон Амори"

Я горжусь этим письмом. Папочка нашей Фоун и Латч были настоящие
друзья-приятели, и старик не попросил бы об одолжении, если бы не важное
дело.
Письмо было единственной уликой, других не было, но Латч унес его с
собой. Чистая работа, хоть я и говорю это о самом себе.
Латча никто не видел. Таксист не знал, кто он такой, или просто
никому об этом не заикнулся. Латч приехал так быстро, как сумел,
постучался в дверь конторы. Внутри горела тусклая лампа. Никто не ответил.
Латч вошел и закрыл за собой дверь. Позвал - очень тихо:
- Мистер Амори!
Я прошептал из пакгауза:
- Здесь.
Латч подошел к внутренней двери, ступил в пакгауз и остановился - при
свете от лампы в конторе была ясно видна полоска кожи между его волосами и
воротником. Я ударил по ней обрезком трубы. Он и звука не издал. На этот
раз я не собирался ничего обсуждать.
Прежде чем он грохнулся об пол, я подхватил его и поволок к длинному
столу около раковины. Она была полна воды, я уже проверил, что там речная
вода, - как раз то, что нужно. Трубу я положил так, чтобы дотянуться до
нее, если понадобится еще раз врезать Латчу, а его свалил на стол, головой
над раковиной. Потом окунул голову и придержал под водой.
Как я и думал, вода привела его в чувство, он стал брыкаться и
корчиться. Джутовые мешки, что я уложил на столе, глушили это намертво, и
я крепко обхватил его за плечи и надавил локтем на шею, отжимая голову
книзу, а сам держался ногой за стойку раковины. У Латча не было ни единого
шанса, хотя несколько минут мне пришлось попыхтеть.
Когда он снова успокоился, я для надежности обождал еще минут пять,
взял цепь от лодочного якоря - она была старая и ржавая - и обмотал вокруг
него. Надежно, но на вид неаккуратно, словно само так вышло. Вынул у него
из кармана письмо, сжег, собрал пепел на кусок кровельной жести и бросил в
реку. За ним скатил туда Латча. Течение было хорошее - он поплыл вниз
прежде, чем ушел под воду. Я сказал: "Прощай, супермен", привел себя в
порядок, запер пакгауз - погасив свет, спустив воду из раковины и все
такое, - прыгнул в машину, которую оставил в двух кварталах оттуда, и
поехал к клубу. Пролезть через подвальное окно в кабинку мужского туалета
(я оставил ее запертой) и подняться затем на второй этаж ничего не стоило.
Никто не обратил на меня внимания. Все дело заняло сорок три минуты. И