"Алекс Стюарт. Жизнь - это судьба " - читать интересную книгу автора

пообещали писать друг другу, а Джоан, с гордостью щеголявшая своим новым
капитанским званием, сказала, что когда-нибудь в будущем попытается собрать
всех нас в Лондоне.
Заключительная часть вечера прошла несколько вяло. Моя служба в армии
закончилась, я снова стану гражданским лицом, и подобная перспектива меня
совсем не радовала. И санитар, который принес поднос с моим ужином, и
сестра, которая пришла позже помочь мне уложить вещи, и даже Хью Ли - все
завидовали моей вновь обретенной свободе, а меня она, признаться, страшила.
И хотя я сказала Генри о намерении вернуться к Коннору, я до сих пор не
собралась с духом написать ему о своем возвращении, тем более о ребенке.
Лежа на кровати, унылая и несчастная, я попивала из кружки остатки джина и
старалась убедить себя, что, возможно, разумнее отложить все решения до
прибытия в Сидней. Прежде чем армейские медики меня окончательно выпишут, им
в любом случае придется соблюсти некоторые бюрократические формальности.
Значит, у меня будут время и возможность по приезде в Сидней написать
Коннору. И получить от него ответ...
Я провела беспокойную ночь, мне снились сны, в которых Коннор
присутствовал как призрачное, постоянно исчезающее видение, настойчиво
стремящееся ускользнуть от меня. В половине шестого утра меня разбудил
санитар, который принес чай и сообщил, что машина уходит в порт через
полчаса.
Его предсказание оказалось чересчур оптимистичным; лишь около половины
восьмого я, измученная долгим ожиданием, с трудом взобралась в переполненную
санитарную машину, которая, немилосердно громыхая и подпрыгивая на ухабах,
черепашьим шагом повезла нас в гавань, где предстояло погрузиться на
госпитальное судно. После часового муторного ожидания мы наконец взошли на
борт, и санитар сказал мне, что я должна явиться к дежурному врачу. Однако,
к кому бы я ни обращалась, никто не знал, где он находится. И я уже начала
жалеть, что моя просьба - не доставлять меня на корабль на носилках -
возымела действие. Я провела в постели более недели и совершенно не
представляла себе, насколько за это время ослабли и сделались ненадежными
мои ног". В довершение я ощущала приступы головокружения и тошноты.
А к трапу непрестанно подкатывали набитые людьми автобусы и грузовики,
и новые толпы отъезжающих карабкались на корабль. Долгое время на пароходе
царил настоящий хаос. В проходах скапливалось все больше и больше
пассажиров, таких, кто, подобно мне, искал выделенные им каюты. Члены
команды, медсестры и санитары буквально сбились с ног, пытаясь навести
порядок, но их усилия были малоэффективными из-за огромного наплыва людей. В
первую очередь занимались больными, доставленными на носилках, способных
самостоятельно передвигаться направляли на нижние палубы, однако никто,
казалось, не знал, как поступить со мной - единственной женщиной, в
отношении которой не имелось никаких распоряжений.
В конце концов один из стюардов привел меня в четырехместную каюту,
пообещав принести чаю, а заодно отыскать мои вещи и привести сюда дежурного
врача. По его совету я легла на одну из нижних коек, давая наконец отдых
моим слабым ногам. Стюард вернулся с кружкой очень крепкого сладкого чая,
который здорово помог преодолеть подавленное настроение, затем вскоре он
доставил и мои вещи.
- Пробиться к дежурному врачу не удалось, мисс, - проговорил он
извиняющимся тоном. - Около его кабинета толпится народ. По моим прикидкам,