"Алекс Стюарт. Жизнь - это судьба " - читать интересную книгу автора

на его сонном лице застыло укоризненное выражение, легкий тюрбан был в
беспорядке, словно нахлобучивал он его второпях. Мы были одни в просторном,
прохладном кафе, и он явно был недоволен нашим затянувшимся присутствием.
Видимо, ему так же страстно, как и мне, хотелось, чтобы Рейн наконец
отправилась спать и оставила его в покое.
- Рейн, тебе не кажется, что уже поздно? - сказала я, но она только
отмахнулась.
- Ах, глупости, они обязаны обслуживать до полуночи, а до двенадцати
еще далеко.
Заказывала она тоном, заранее исключающим всякие возражения. Официант
поклонился и отправился выполнять заказ.
Я взглянула на часы. Еще не было и одиннадцати, то есть, по
калькуттским меркам, довольно рано. Вероятно, добрая половина жителей
гостиницы продолжала веселиться где-то на стороне. Как сказала Рейн, кафе
должно оставаться открытым до полуночи, и, следовательно, при желании мы
могли и дальше сидеть здесь. Вот только такого желания я не чувствовала.
Потушив сигарету в пепельнице, Рейн тут же закурила следующую. Взглянув
на нее, я с удивлением увидела, что ее глаза полны слез, и почувствовала
угрызения совести. Все эти годы - пока муж находился в плену - жизнь
довольно немилосердно обходилась с ней, а я не понимала и не старалась
понять ее чувства к Алану. И что у нее сейчас на душе.
Официант принес кофе и осторожно поставил на стол поднос. Я
расплатилась, прибавив чаевые - более щедрые, чем обычно, - и, видя, что
Рейн не шевелится, принялась разливать ароматный напиток.
- Леони говорила тебе, - спросила Рейн внезапно, - что я на прошлой
неделе получила официальное извещение о смерти Родди? Теперь я вдова и
свободна поступать, как мне заблагорассудится.
Холодный, безучастный тон ее поразил меня. Вероятно, в душе я
принадлежу к тем старомодным людям, которые предпочитают упоминать мертвых с
благопристойной сентиментальной сдержанностью.
- Да, говорила, - ответила я в замешательстве, слегка запинаясь. - Мне
очень жаль, Рейн, невозможно высказать словами, как я сожалею. Понимаешь...
- О, ради Бога! - перебила меня Рейн. - Не разбрасывайся попусту своим
сочувствием. Хорошо, что все так случилось. Родди не мог вернуться, и я не
захотела бы его принять.
Крайнее изумление отчетливо отразилось на моем лице.
- Как ты можешь такое говорить? Он был в плену, на строительстве
Таиландской железной дороги. Как бы ты к нему ни относилась, ты, конечно же,
не могла желать ему смерти.
В глазах Рейн светилось презрение, но предназначалось она Родди или
мне, трудно сказать.
- Я же говорила тебе, - сказала она с горечью, - что тебе неведомо
истинное положение вещей. Все вы, даже не подозревая правды, осудили и
вынесли мне приговор. Родди никогда не работал на Таиландской железной
дороге, никогда не покидал Сингапур. Он оказался предателем, разве ты не
понимаешь? Изменником! Всю войну он вещал по радио для японцев.
Со страхом и недоверием я смотрела на Рейн.
- Почему ты так уверена? - спросила я наконец, и она ответила коротким
жестом, выражавшим одновременно и безнадежность и бесповоротность ее решения
навсегда вырвать это воспоминание из сердца. Этот жест убедил меня сильнее