"Мэри Стюарт. Гром справа" - читать интересную книгу автора

проходила мимо. И глаза у статуи живые.

Тишина и странность обстановки так основательно обработали Дженнифер,
что полминуты она не осознавала, что это наконец появился обитатель
монастыря, который может ответить на вопросы. Вместо того, чтобы заговорить,
при неожиданном появлении монахини в черной рясе, она испытала почти шок.
Болезненно напряглись мускулы живота и кровь отлила от сердца, она лишилась
способности рассуждать и действовать. В залитом солнцем коридоре монастыря
ведь вполне естественно встретить монахиню, по форме одетую? Но Дженнифер
уставилась на нее, как на сверхъестественное существо, вышедшее из
средневековых инквизиторских расследований.

Фигура заговорила и двинулась вперед, немедленно потеряв призрачную
анонимность, и превратилась в высокую женщину со спокойным властным голосом.
"Buenos dias, senorita. Мать-настоятельница сейчас занята, но, может быть,
вы обсудите ваше дело со мной? Проходите, пожалуйста".

Комната, в которую вошла Дженнифер, носила такой же отпечаток бедности,
как и все в монастыре. Маленькое квадратное помещение. Плоская кровать,
простой стул, стол с ящиками и алтарь. Пол из отмытых до белизны досок
никогда не полировался. Простой, не резной алтарь был, судя по всему,
намеренно поставлен так, чтобы взгляд молящегося не задевал солнечной долины
и гор, упирался в грубое распятие, вырезанное с определенным намерением
окончательно доказать, что крест - орудие пытки. Запах святости, подумала
Дженнифер, входя в стерильную комнату, здесь слишком очевидно дерюжный. Если
это - правило, руководящее сестрами Богоматери Ураганов, тем более очевидно,
что это не место для Джиллиан.

Хозяйка комнаты мягко закрыла дверь и повернулась.

В спокойном ровном свете из маленького окна исчезли тени, а внешность
монахини оказалась не менее испанской, чем предполагала ее первая фраза.
Миллион раз, хотя и Бог его знает где, Дженнифер видела такие
высокоинтеллектуальные черты. Лица, в которых ясно прослеживается идеальная
структура черепа. Скорее всего, они гордо смотрели со старых полотен,
окруженные бриллиантами. Длинноватый нос, ноздри аркой, четкие углы щек и
челюсти, тонкая линия когда-то страстного рта - воспитание и надменность
старой Испании, смирение, порожденное намеренным голоданием. Только большие
темные глаза продолжали говорить о когда-то горевшем огне, выглядывали
из-под когда-то прямых ресниц, прикрытые теперь морщинистыми веками, что,
впрочем, делало взгляд мудрее. Когда-то блеск глаз был глубоким, теперь они
потускнели и не выражали ничего, как обсидиановый взор сфинкса.

Монахиня не отошла от двери, стояла, традиционно спрятав руки в длинных
рукавах рясы. Черная одежда не оттенялась нежно-белым даже около лица.
Поверх тяжелого платья до пола на монахине было надето что-то вроде туники
до уровня бедер, на талии подпоясанной веревкой с узлами. Средневековый
туалет, заставлявший вспомнить об испанских картинах семнадцатого века,
включал в себя капюшон, полностью скрывающий волосы, плотно завязанный под
подбородком и обрамляющий лицо. Поверх была наброшена легкая вуаль,