"Мэри Стюарт. Малая качурка " - читать интересную книгу автора

самых лучших моих студентов, не понимавших, чем Дарли заслужил подобное. Но
сим утром меня охватило наиредчайшее вдохновение, и я сочиняла собственную
поэму. Значительнее, чем у Джорджа Дарли. Во всяком случае, лучше, что,
кстати, не трудно. Как поэт конца двадцатого века, да еще с трудом
добивавшийся места под солнцем, я часто думала, что некоторые более ранние
поэты слишком легко публиковались. Но своим студентам этого я не говорила.
Пусть себе превозносят знаменитых. Тем более что они так редко кого-то
ценят, что им это будет полезно.
Сказав "Входите", я усадила их, выслушала, сама сообщила им что-то в
ответ, и наконец, отделавшись от них, вновь обратилась к своей поэме. Но ее
не стало. Первая строфа лежала передо мной на столе, но идея и образ
развеялись, как сон, - словно злосчастный персонаж из "Порлока" Колриджа
просто изгнал их. Перечитав написанное, я, обливаясь потом, попыталась
поймать ускользающий образ, но затем сдалась, выругалась и, скомкав лист,
швырнула его в пустой камин. Затем произнесла вслух: "Мне бы очень не
помешала хорошая старомодная башня из слоновой кости".
Поставив стул на место, я подошла к открытому окну и выглянула наружу.
Восхитительные липы зеленели молодой листвой, и, ввиду отсутствия
древних вязов, среди них, как безумные, стенали голубки. Отовсюду доносились
трели одуревших птиц, а клематис под окном благоухал медом и бормотал
жужжанием бесчисленных пчел. Теннисон, подумала я, вот кто действительно был
исключением из правил: никогда не сдавался, никогда не увядал, даже в
старости. А я и в двадцать семь не в состоянии закончить стихи, которые, как
еще недавно казалось, неминуемо приближались к своему заключительному
тоническому аккорду.
Значит, я не Теннисон. И ежели поразмыслить, то даже не Джордж Дарли.
Тут я расхохоталась, и настроение у меня улучшилось. Затем я устроилась на
залитом солнцем подоконнике, дабы насладиться остатками дня. Наполовину
прочитанная, а потом отложенная "Тайме", лежала передо мной. Как только я
взяла газету в руки, в глаза мне бросилось небольшое объявление: "Башня из
слоновой кости на любой срок. Изолированный коттедж на крошечном Гебридском
островке близ побережья острова Малл. Идеальное место для ищущего уединения
писателя или художника. Сравнительно совр. усл.". И номер абонента.
- Этого не может быть. - Свои сомнения я выразила вслух.
- Чего не может быть, доктор Фенимор?
Одна из моих студенток вернулась и стояла в двери, переминаясь с ноги
на ногу. Ее звали Меган Ллойд. Она была дочерью валийского фермера из
Дайфеда. В колледж она поступила стипендиаткой и по праву. Невысокая
толстушка с черными кудряшками на голове, карими глазами и веснушками -
казалось: что она просто создана для того, чтобы возиться на ферме с
собаками и лошадьми или драить полы на маслодельне. Очень может быть, что
она все это и умела, но помимо вышеперечисленного она еще отличалась большим
умом, богатым воображением и с легкостью стала моей лучшей ученицей.
Когда-нибудь - если ей, разумеется, повезет, - она станет хорошей
писательницей. Я вспомнила, что обещала обсудить с ней ее стихи, которые
она, нервничая, попросила меня прочитать. Она и сейчас нервничала, но к ее
волнению примешивалась и самоирония. Она добавила:
- Да неужто "Таймс"? Эта газета обычно не врет.
- Ой, Меган, входите. Кажется, я разговаривала сама с собой. Ничего
особенного, просто я думала о своем. Так... вот ваша работа, я, разумеется,