"Братья Стругацкие. Отель У погибшего альпиниста" - читать интересную книгу автора

сказал Олаф.
Я молча отстранил хозяина, вошел в душевую и запер за собой дверь.
Уже содрав с себя одежду, я сообразил, что очередь, собственно, не моя, а
Симонэ, но никаких угрызений совести не ощутил. Он же и устроил, наверное,
подумал я со злостью. Пусть-ка теперь постоит. Герой национальной науки.
Сколько воды зря пропало... Нет, этих шутников надо ловить. И наказывать.
Я вам покажу, как со мной шутки шутить...
Когда я вышел из душевой, публика в холле продолжала обсуждать
происшествие. Ничего нового, впрочем, не говорилось, и я не стал
задерживаться. На лестнице я миновал чадо, по-прежнему висящее на перилах.
"Сумасшедший дом!" - сказало оно мне с вызовом. Я промолчал и пошел прямо
к себе в номер.
Под влиянием душа и приятной усталости злость моя совершенно
улеглась. Я придвинул к окну кресло, выбрал самую толстую и самую
серьезную книгу и уселся, задрав ноги на край стола. На первой же странице
я задремал и пробудился, вероятно, часа через полтора - солнце
переместилось изрядно, и тень отеля лежала теперь под моим окном. Судя по
тени, на крыше сидел человек, и я спросонок подумал, что это, должно быть,
великий физик Симонэ прыгает там с трубы на трубу и гогочет на всю долину.
Я снова заснул, потом книга свалилась на пол, я вздрогнул и проснулся
окончательно. Теперь на крыше отчетливо виднелись тени двух человек -
один, по-видимому, сидел, другой стоял перед ним. Загорают, подумал я и
отправился умываться. Пока я умывался, мне пришло в голову, что неплохо бы
выпить чашечку кофе для бодрости, да и перекусить не мешало бы слегка. Я
закурил и вышел в коридор. Было уже около трех.
На лестничной площадке я встретился с Хинкусом. Он спускался по
чердачной лестнице, и вид у него был какой-то странный. Он был голый до
пояса и лоснился от пота, лицо у него при этом было белое до зелени, глаза
не мигали, обеими руками он прижимал к груди ком смятой одежды.
Увидев меня, он сильно вздрогнул и приостановился.
- Загораете? - спросил я из вежливости. - Не сгорите там. Вид у вас
нездоровый.
Проявив таким образом заботу о ближнем, я, не дожидаясь ответа, пошел
вниз. Хинкус топал по ступенькам следом.
- Захотелось вот выпить, - проговорил он хрипловато.
- Жарко? - спросил я, не оборачиваясь.
- Д-да... Жарковато.
- Смотрите, - сказал я. - Мартовское солнце в горах - злое.
- Да ничего... Выпью вот, и ничего.
Мы спустились в холл.
- Вы бы все-таки оделись, - посоветовал я. - Вдруг там госпожа
Мозес...
- Да, - сказал он. - Натурально. Совсем забыл.
Он остановился и принялся торопливо напяливать рубашку и куртку, а я
прошел в буфетную, где получил от Кайсы тарелку с холодным ростбифом, хлеб
и кофе. Хинкус, уже одетый и уже не такой зеленый, присоединился ко мне и
потребовал что-нибудь покрепче.
- Симонэ тоже там? - спросил я. Мне пришло в голову скоротать время
за бильярдом.
- Где? - отрывисто спросил Хинкус, осторожно поднося ко рту полную