"Борис Стругацкий. Комментарии к повести "Улитка на склоне" (Ленинградский семинар писателей-фантастов)." - читать интересную книгу автора

годятся? Потому что там ситуация слилась с концепцией, и потому, что там
все закончено. Потому, что эта повесть может даже существовать отдельно. А
что касается части, связанной с Горбовским, то это никуда не годится. Это
нам неинтересно. Чем заменить? Вот на этот-то мрачный вопрос мы ответа не
знали. Кризис привел нас к тому, что у нас получилась половина повести. И
вот такой двойной кризис мы не переживали еще никогда...
В дневнике довольно подробно расписана вся работа над повестью.
Подробно записывается все, что происходит в Лесу, все это сначала
сочинялось - какие чудеса в лесу, что там происходит, придумывались
отдельные реплики. Оба мы были страшно рады, когда придумали, что
крестьяне все врут, что наш герой совершенно не способен отличить их
правду от лжи. Наш герой пытается выбраться из Леса, но он ничего не
знает, он не знает даже, в какую сторону идти. И когда он пытается у своих
односельчан, так сказать, у своих хозяев узнать, куда ему идти, один
говорит одно, другой - другое, и все врут. И он как муха, приклеенная к
мухомору, никуда не может двинуться. Он крутится на одном месте. Это нам
тогда тоже очень нравилось. Нам нравилось, что они многословны -
специально отмечено в дневнике с восторгом - а ля Редклифф. Редклифф - это
герой Фолкнера (как раз тогда вышла его трилогия "Особняк", "Город"
"Деревушка"), человек, который длинно и вязко рассказывает. Но Редклифф,
будучи человеком с американского Юга, говорит хотя и длинно, но говорит
осмысленно. Наши герои по замыслу должны были говорить не только длинно,
не только вязко, но и бессмысленно - так, чтобы все время ускользало
ощущение смысла от нашего героя. Нам очень понравилось, что мы придумали
нашему герою местную кличку - Молчун. Почему, собственно говоря, Молчун?
Он не молчал, он говорил. Дело в том, что по своей земной привычке он
говорит раз в пять меньше, чем окружающие. Для того, чтобы высказать
мысль, ему достаточно одной фразы. Деревенские говорят ему: "Да ты
говори-то поподробнее, только начнешь тебя понимать, а ты уже замолчал"...
Я очень рад был вставить это, потому что нечто подобное я заметил на
заседаниях нашей секции. Заметил, что мои выступления как-то в общем
оставляют... Потому что, принадлежа к людям-научникам, я привык говорить
коротко, и только то, что нужно для дела. У меня не было предисловия,
завязки, кульминации, развязки. Я просто вставал и говорил то, что думаю.
И садился. Я сначала не понимал, думал: может, я невнятно или несвязно
говорил? Но потом пришла именно эта мысль, что люди просто не успевают!
Они только приготовились слушать, а он уже сел...
Потом мы встретились в апреле. Вот я сейчас не помню кому
принадлежала эта гениальная мысль, и, к сожалению, в дневнике этого нет. В
дневнике, собственно, сама по себе мысль о_т_с_у_т_с_т_в_у_е_т. Понимаете,
здесь нет перехода... 28 апреля вдруг появляется запись: Горбовский -
Перец, Атос - Зыков. Понимаете, появляется Перец впервые. Это значит, что
идея о том, что надо убрать будущее и вставить Настоящее, уже появилась.
Появляются имена. Начинается разработка линии "Перец" уже в том виде, в
котором она есть. "Не состоялась встреча-рандеву с начальником, который
иногда выходит делать зарядку", "договаривается с шофером на завтра"...
Вот что-то тут произошло. Каким-то образом и кому-то пришло в голову -
мысль о том, что одну фантастическую линию, линию Леса, надо было
дополнить средой, но уже <было "тоже"> символической. Не
научно-фантастической, а символической. Какой-то человек должен был