"Михаил Строганов. Заклинатель дождя " - читать интересную книгу автора

Немножко успокоившись, Нюра пошла на кухню, достала из шкафа
химический карандаш, затем достала оберточную бумагу, оторвала от нее
достаточно большой кусок и поставила на нем сегодняшний день, месяц, год и
час.


* * *

Легкость и ярость не оставляли Ивана с того мига, как он случайно
отыскал в раскопанной траншее искусно сработанный кастет. Несколько дней он
ходил будто пьяный: запинался на ровном месте, путался в словах, забывался.
Мать тревожилась, пыталась откровенно поговорить, потом махнула рукой:
"Подростковый возраст, новая жизнь, весна". А на старый, неухоженный
коммунальный двор и вправду уже заходил апрель с пронзительно высоко
звучащим птичьим небом...
По ночам не спалось. Грезилось. Иван чувствовал, как тесно становилось
в груди, словно болезненно узкой была его собственная кожа. Сны делались
отчетливее и сочнее, все смелее нарушая грань с бодрствованием. Сначала это
далее казалось забавным - грезить наяву и жить во сне. Но после этого
всякий раз пробуждаться и засыпать становилось мучительнее и страшнее...
Каждое утро, пока воспоминания были отчетливы, он записывал видения в
ежедневник, который назвал "Сводом странствий". Чувствовал, что для
пережитых образов не хватает слов, тогда пытался изобразить свои мысли
знаками и символами. Так пришел к неожиданному для себя выводу: древние
египтяне со своим странным идеографическим письмом, возможно, были
нескончаемо мудрее современного человечества. Он улыбался, рисуя загадочные
"пляшущие линии", и вспоминал, как после поездки в Китай отец любил
повторять, что иероглиф наделен магической силой вдыхать жизнь в любую
вещь. Ивану очень хотелось научиться возвращать прошлое. Для того, чтобы
его изменить...
В эту ночь Ивану приснился пернатый змей, танцующий над городом в
кроваво-красном зареве. Среди высоких и стройных сосен он походил на
покачивающегося в густой заросли прибрежных водорослей морского конька,
парящего в морских водах. Иван опускал руку в лазурное зеркало вод, пытаясь
поймать конька в ладонь, но пальцы бороздили песок, цеплялись за водоросли,
а змей ускользал, ловко предугадывая неуклюжие человеческие движения...
Змей поднимался выше, над водой, вверх, к огромной первозданной
луне-пуговице, на которую была пристегнута изнаночная подкладка неба. Ивану
казалось невероятным, что луна - всего лишь пуговица, и стоит ее оторвать,
как ночная тьма сползет с небосвода, обнажая сияющее солнце. Тогда Иван
тщетно тянул к луне руки, но вместо пуговицы был свивающийся кольцом
мифологический Змей, вещавший о потерянном безвозвратно времени. И
пропитанное лунным одиночеством и тоской змеиное шипение скользило по
волосам, жаля Ивана в самое сердце...


* * *

Сергей Олегович сидел у открытого окна и с явным удовольствием пил чай
из граненого стакана в подстаканнике.