"Питер Страуб. Мистер Икс " - читать интересную книгу автора

как монетки, блестками; словно скрытый в чаще медяков изумруд, там прятались
таинственные развалины, в которые я бы приволок Морин Орт, не окажись она
такой дурехой. Лес Джонсона был для меня священной землей.
______________
* Род североамериканского орешника.

Территория леса никому не принадлежала, иначе ее давно бы распахали под
жилые кварталы для людей, которых мой отец называл "отбросами общества". Я
считал ее своей не потому, что лес принадлежал моей семье, а потому, что лес
заговорил со мной, как только я впервые встретился с ним.
Должно быть, раньше меня сотни раз возили мимо леса Джонсона. Однако в
тот день я посмотрел через заднее окно автобуса, в котором шестой класс
Академии Эджертона ехал в Деревню Первопоселенцев, и почувствовал, как
сердце мое, будто рыбу, подсекли, поймав на крючок, и прилетевший из леса
(или из моей головы?) голос прогудел: "Иди ко мне. Я нужен тебе. Ты мой.
Будь со мной", - что-то в этом духе. Крючок попытался вытянуть меня через
окно, и я, развернувшись на сиденье, стал толкать руками стекло. Сердце мое
рвалось из груди, лицо пылало. Водитель заорал, чтобы я сел на место. В
предвкушении зрелища мои одноклассники захихикали, но умолкли сразу же, как
только я повиновался. Ошеломленный учитель поблагодарил меня за благоразумие
и сотрудничество. Да только не собирался я сотрудничать. Мне просто не
хватило сил выдавить стекло.
Деревня Первопоселенцев являла собой две улицы с шеренгами приземистых
бревенчатых хижин, с молитвенным домом, факторией и кузницей. Женщины в
чепцах с рюшами что-то готовили в больших котлах над очагами, а мужчины в
шапках из енота и рубашках из грубой джутовой ткани стреляли в кроликов из
мушкетов. Люди эти выращивали овощи и сами варили мыло. Волосы их были
жесткими и сальными, и никто не выглядел чистым. Мне они показались адептами
некоего сурового вероучения.
Предоставив кесарю кесарево, я весь день провел как в тумане и забрался
в автобус раньше всех. Когда на обратном пути мы ехали мимо леса, я
нетерпеливо ерзал на сиденье, ожидая "подсечки" моего сокровенного "я" и
гудения голоса, доступного лишь моему слуху. Вместо этого я почувствовал
лишь жаркую, мощную пульсацию - и этого было достаточно.
По счастью, назавтра была суббота. Я поднялся с солнцем и лениво бродил
по дому, пока не проснулась мама и не принялась готовить мне завтрак. Отец
был в командировке - он частенько уезжал в командировки по субботам. С
ранним не по годам коварством я спросил у матери разрешения покататься на
велосипеде. Обычно по воскресеньям от бесившей меня скуки я болтался
туда-сюда по Мэнор-стрит, царапал соседские автомобили или, устроив засаду в
кустах, обстреливал пробегающих мимо собак из духового ружья. То, что я
выбрал себе такое нормальное занятие, как катание на велосипеде, доставило
матери удовольствие, правда, с примесью легкого подозрения. Я пообещал
постараться не вляпаться в историю. Поскольку выбора у меня не было, я также
пообещал вернуться к обеду. Я почувствовал, что мать было хотела обнять
меня, но, к нашему обоюдному облегчению, подавила порыв. Оседлав велосипед,
я рулил вдоль подъездной дорожки, безупречно разыгрывая роль ребенка, у
которого ничего пакостного на уме нет. Как только я отъехал на достаточное
расстояние, я встал на педали, и мой драндулет полетел.
В том месте дороги, где я почувствовал "подсечку" и услышал