"Питер Страуб. Глотка" - читать интересную книгу автора

сырое мясо и пил кровь.
- Пришел повидать своего друга Хайнца, - говорил он, поглаживая меня
по щеке. - Ты ведь не можешь долго быть вдали от своего друга Хайнца,
правда? - И он больно хлопал меня по ягодицам. Затем его толстые пальцы
лезли мне в карманы. У него были самые светлые, самые водянистые голубые
глаза, какие мне когда-либо приходилось видеть. - У тебя есть два доллара?
И на что же эти два доллара? Может, на то, чтобы твой друг Хайнц показал
тебе сюрприз?
- На гамбургеры, - угрюмо отвечал я.
Пальцы его продолжали тем временем шарить по моим карманам.
- Надеюсь, там нет любовных записочек? - приговаривал он. - Фотографий
хорошеньких девочек?
Иногда я видел в лавке несчастного мальчика, отданного на попечение
мистера и миссис Штенмиц, которым платили за это деньги, и при виде этих
несчастных Билли или Джо мне хотелось сразу же убежать оттуда. Одного
взгляда на этих детей было достаточно, чтобы понять: с ними что-то
случилось. Они были словно высушенными и какими-то плоскими, будто их
прогладили утюгом. Эти мальчики были не слишком чистыми, их одежда всегда
была либо велика, либо мала им. Но самым страшным было то, что они не были
похожи на живых людей, глаза их не светились, кто-то словно выпил из них
соки, выкачал жизнь.
Увидев имя мистера Штенмица в подзаголовке сообщения об убийстве, я
был изумлен и заинтригован, но главным чувством, которое я испытал, было
облегчение. Теперь мне не придется больше ходить одному в мясную лавку. Не
придется испытывать неприятное волнение от необходимости ходить туда вместе
с родителями и видеть то, что видят они - персонажа из фильмов с С. Обри
Смитом в переднике мясника, и в то же время видеть другого, ужасного Хайнца
Штенмица, подмигивающего мне из-под надетой на лицо маски.
Я был рад, что он умер. И в то же время он казался мне недостаточно
мертвым, чтобы это могло удовлетворить меня окончательно.


8

На этом убийства вроде бы прекратились. В последний раз надпись
"Голубая роза" появилась над входом в лавку "Отличное мясо и домашние
колбаски Штенмица". Человек, писавший эти странные слова над телами своих
жертв, казалось, выполнил свой план или же гнев его иссяк, получив
удовлетворение. Но Миллхейвен ждал, когда случится еще что-нибудь. Все
ждали, пока упадет с ноги второй ботинок.
И он упал примерно через месяц с жутким грохотом. Мои самые яркие
воспоминаний о том жутком годе после выписки из больницы навсегда остались
в статьях в "Леджере", раскрывавших предысторию убийств "Голубой розы".
Журналисты обнаружили в этих убийствах скрытую закономерность и очень
радовались своему открытию. Однако даже они не могли не испытывать шока по
поводу неожиданной развязки этой истории. Я очень много читал в тот год, но
ничего не изучал настолько внимательно, как статьи в "Леджере" об этих
убийствах. Это было ужасно, это была трагедия, но это была в то же время
чертовски увлекательная история. Она стала моей историей, историей, которая
чуть не открыла для меня мир.