"Виктор Степанов. Рота почетного караула " - читать интересную книгу автора

принять за стук метронома, словно под Кремлевской стеной пустили часы,
отмерявшие [219] время вот этими маятниковыми движениями черных, лаково
сияющих, отражающих каждую травинку сапог.
Андрей перевел дух, глянул вниз - на кромке ниши, на мраморном уступе,
уже лежали вроде бы чуть-чуть подпаленные струящимся снизу, из бронзовой
звезды, пламенем две грозди сирени и букетик незабудок.
Это было удивительно - ведь ворота еще не открывались, еще никто не мог
сюда прийти. Но первая смена, заступившая в караул в восемь ноль-ноль,
всегда заставала принесенные кем-то цветы. Кто-то приходил сюда раньше, а
кто - неизвестно. Даже милиционеры, всю ночь дежурившие возле
Александровского сада, пожимали плечами. Ворота отворяли ровно в восемь, но
не было случая, чтобы к этому времени на мраморном уступе, рядом с Вечным
огнем, не лежали цветы. Как будто невидимки проникали сквозь чугунную
ограду, торопясь к началу караула.
Странная мысль пришла Андрею, мысль о цветах, о том, что одни и те же,
они очень разные - на могиле и на праздничном столе.
Ветка сирени сверху пожухла, закурчавилась, но еще жила, дышала, а
незабудки сникли, едва голубели уже редкими, непоблекшими звездочками -
все-таки вблизи огня им было жарко. И, глядя на увядающий букетик, Андрей
вдруг вспомнил о главном, чем жил со вчерашнего вечера, с того момента,
когда его имя было объявлено в списке почетного караула у могилы
Неизвестного солдата. Он забыл, не мог думать об этом главном, пока шел
сюда, пока встал у Вечного огня, и сейчас обрадовался вновь обретенному
чувству, чувству ожидания встречи, которая вот-вот должна была произойти.
"Сейчас рядом с незабудками он положит букетик своих любимых
подснежников, - загадал Андрей. - А она принесет тюльпаны..."
Но главное было не в том, кто с какими цветами придет. Смысл ожидаемой
радости сводился к тому, что эти двое увидят его, Андрея Звягина, в парадной
форме стоящим возле Вечного огня. "Пусть сам убедится, пусть знает наших, -
подумал Андрей, предвкушая сюрприз. - Кого-нибудь на этот пост не
поставят... А она... Она ведь никогда не видела меня таким..." Андрей хотел
сказать "красивым". [220] Он расправил плечи, вдохнул полной грудью и
взглянул прямо перед собой.
За чугунной оградой шумела Москва. Мимо Александровского сада, обтекая
его полукругом, проносились легковые машины, но, поравнявшись с тем местом,
откуда уже был виден трепещущий над мраморным возвышением огонь, они учтиво
сдерживали бег. Прохожие с любопытством поглядывали за ограду, как будто
хотели убедиться, выставлены ли часовые, и, увидев двоих, стоящих навытяжку,
решительнее сворачивали к воротам.
Андрей перевел взгляд на пламя, пульсирующее над прокаленной звездой, -
огонь то распускался, дрожа побледневшими языками, то вновь наливался
красным, пурпурным, сжимался, закручивался внутрь.
"Если долго смотреть в огонь, то можно увидеть в нем все, что
захочешь, - вспомнил он не то прочитанное, не то услышанное где-то. -
Кажется, лейтенант Гориков рассказывал, будто бы все, кто приходит сюда,
видят в пламени лица погибших".
Но в зыбком, вскипающем, как бы гаснущем и вновь оживающем пламени
Андрей, как ни напрягал воображение, не мог выстроить хоть какую-то
осмысленную картину. В огнистых переливах и завитках он хотел представить
лицо того, кто, возможно, лежал под этой звездой. Он помнил ту фотографию