"Джулия Стоун. Леди Генри " - читать интересную книгу автора

белые перчатки порхали то слева, то справа. Граф обстоятельно расспрашивал
Джона о Ланкастере, о годах студенчества в Бэдфорде, о войне. Джону нравился
этот зрелый, здравомыслящий человек, его спокойная уверенность, разговор.
Лишь однажды, когда речь зашла о семье, на лицо Джона набежала тень. Сквозь
большие окна он изредка поглядывал в сад. Бархатные кусты подбежали к самым
ступеням; стоило только толкнуть дверь, чтобы очутиться в саду, где лежали
фиолетовые сугробы по пояс. Строго высились колонны, и на фоне густо-синего
неба Джон отчетливо видел отколотую гриву гипсового льва.
Ричард не появился, и перед пустым прибором остался стоять наполненный
желтым соком фужер с гербом.
Потом спустилась ночь. Сад совсем скрылся из виду. Джон долго стоял у
окна своей комнаты на третьем этаже. Потом нащупал в темноте стул и сел.
Странные образы приходили к нему, он знал, что может повториться нервный
приступ, и это снова поможет ему ранним утром распахнуть дверь и увидеть
улыбающуюся Вики, без шляпы, в мокрых от росы сандалиях, и сжать ее в
объятиях. Поможет вдруг увидеть ее белое тело, крепкие груди, которых он
касался дрожащими пальцами; он вновь сможет целовать ее гибкую шею, ключицы,
крестик на черном шнурке; перекатывать на языке серебряную серьгу, вдетую в
маленькое ухо. И все эти мучительные мгновения ощущать запах ее кожи, запах
фиалок и молока, ибо Вики еще дитя... О Боже, сколько раз по ночам в пустой
постели он плакал от нежности, и сердце его не слышало рассудка, сердце его
было как птица...
Джон смотрел во тьму, где опять шел снег.
Утром, когда Готфрид перед зеркалом заканчивал свой туалет, и готовился
выйти к завтраку, ему сообщили, что граф вынужден спешно уехать в Слау по
важному делу и желает мистеру Готфриду счастливого утра. Сэр Анри еще не
возвратился, а юный граф заперся на ключ в своей спальне и не желает
выходить.
- Что ж, в таком случае, я останусь здесь. Распорядитесь, пожалуйста,
насчет завтрака, - спокойно сказал Джон.
Наступила вторая половина февраля. Начались оттепели. С утра сиял иней,
а к полудню на снег ложилась тончайшая ледяная корка. Джон не торопясь шел
по аллее, красивый молодой человек с суровым выражением лица и заложенными в
карманы пальто руками. День был чист и на удивление мягок. "Истинно
английская погода", - подумал Джон. Хотелось раздеться и подставить плечи
под бледное февральское солнце. Главная аллея, длинная и прямая как стена,
растворялась в снегу, смешиваясь со сверкающими ветвями дубов. Эта
плавность, медлительность солнечного света, неземная краса спящего парка
питала Джона, он дышал полной грудью. И когда вспорхнула какая-то птаха, и о
подтаявший сугроб застучали капли, Джон вздрогнул и улыбнулся. Он стоял в
самом центре старого парка, слушая тишину, биение своего сердца, и ему
хотелось громко запеть какую-нибудь величавую, торжественную песню, дышать,
промокнуть в синем своде небес, хотелось кому-то отдать свои силы и излить
на кого-то нежность.
Возвращаясь в замок, Готфрид увидел у фонтана темно-зеленый автомобиль
Анри с оснеженными колесами и опрокинутым отражением деревьев в стеклах. Он
вспомнил белые краги, молодое лицо с подвижными желваками, то, как уверенно
держал себя Анри за рулем на ночной извилистой дороге, и как, взбегая по
лестнице в восьмом часу утра, он пожелал Джону доброй ночи. Все это вызвало
в нем улыбку.