"Том Стоппард. Художник, спускающийся по лестнице " - читать интересную книгу автора

Софи. Я полагаю, что каждый художник, хочет он того или нет,
вдохновляется, во-первых, желанием творить самим по себе, во-вторых,
намерением создать конкретное произведение, и, наконец, наличием у него
способности к творчеству.
Мартелло. Силы небесные!
Софи. Чем сложнее в исполнении картина, тем она интереснее. Конечно,
это не все, но это тоже важно. Я же не пытаюсь произвести на вас впечатление
тем, как я зашнуровываю свои сапожки, почему тогда вы рассчитываете
произвести впечатление на меня, нарисовав ряд черных полосок на белом фоне?
Это ведь кто-то из вас нарисовал?
Мартелло. Я уже не помню. Вы спрашивали у меня об этом при прошлой
встрече.
Софи. Да, спрашивала. Может, кто-нибудь из ваших друзей помнит? Черная
изгородь на фоне белого снега?
Мартелло. Позвольте мне все-таки ответить вместо них. Вы, похоже,
забыли, - а может, никогда и не знали, - то, что кажется очень сложным вам,
может оказаться ужасно простым для художника. Художник может убедительно
изобразить яблоко с такой же легкостью, с какой вы зашнуровываете сапожки.
Более того, на это способен кто угодно - да, да, я утверждаю это, ведь для
того, чтобы изобразить природу, не требуется ничего, кроме определенного
навыка, которому можно научиться так же, как игре на фортепьяно. Но как
научить человека мыслить определенным образом? Для этого следует нарисовать
нечто невероятно простое, а затем заманить сознание зрителя в ловушку,
сделав то, чего он никак не ожидает, а именно - поместить изображение в
рамку и заставить зрителя смотреть на него так, словно он видит это
впервые...
Доннер. Банджо!
Мартелло. В конце-то концов, в чем смысл дотошного подражания
реальности, которым так озабочен реализм? Чем можно объяснить или оправдать
стремление подражать природе? Убедительность подделки не добавляет ей
подлинности. Только когда воображение обретает свободу от того, что можно
увидеть глазом, оно способно создать действительно интересное произведение
искусства.
Софи. По-моему, так рассуждают только сами художники и те, для кого
теория искусства интереснее самих картин. Я предпочитаю видеть на картине
то, что мне знакомо, а не то, о чем я не имею ни малейшего представления. Я
счастлива, что успела посмотреть большинство работ прерафаэлитов перед тем,
как окончательно ослепла. Может быть, вы читали эссе Раскина, то самое, где
он пишет...
Битчем. Извините, мисс Фартингейл, вы, часом, не носите синие чулки?
Софи. Не знаю, мистер Битчем. Вам виднее. Вы, по-моему, собирались дать
мне послушать запись какой-то игры?
Битчем. О, она играла все это время. Теперь нужно перевернуть ее на
другую сторону. (Переворачивает пластинку.)
Доннер. Знаете... похоже, я вас все-таки помню!
Битчем. Да ладно тебе, Мышонок!
Доннер. Девушка в очках и с длинной косой, верно?
Софи. Верно!
Доннер. Мне еще помнится, что мы обменялись взглядами!
Софи. Возможно. Скажите мне, мистер Доннер, кто из вас троих вы?