"Кэтрин Стоун. Красотки из Бель-Эйр" - читать интересную книгу автора

как в прихожей. Она вставила другой маленький ключик и отключила
сигнализацию. Затем подошла к картине Моне, весеннему пейзажу, выполненному
пастелью, и осторожно потянула ее за правую сторону. Бесценная работа
сдвинулась, открывая вделанный в стену сейф. Уинтер набрала шифр, проверяя
смутные воспоминания, и со второй попытки открыла сейф.
Вынула футляр - один из множества бархатных футляров, цвета
бургундского вина, темно-синих и пурпурных, заполнявших сейф, - и проверила
его содержимое. Великолепное бриллиантовое ожерелье было на месте. Она
прочла вложенную в коробочку памятку, написанную размашистым почерком
Жаклин, в которой та указывала, кто и когда подарил ей это ожерелье, затем
осторожно закрыла бархатный футляр и вернула его в сейф. Уинтер наугад
проверила еще два футляра - рубиновый и бриллиантовый браслеты и изумрудные
серьги - и, закрыв сейф, сбила шифр.
- Ключи от сигнализации и от просмотровой комнаты есть только у меня, -
объяснила Уинтер. - Я просто хотела проверить.
Марк кивнул. Уинтер проверяла свое сногсшибательное наследство. Ее
богатство было огромным, но не имело ценности: коллекция драгоценных камней,
недвижимость и деньги - и никаких чувств. Нет, это не так. Чувства к этому
наследству прилагались. Уинтер досталось сногсшибательное наследство боли и
несчастья.
Девушка встала перед мраморной каминной полкой, мягко дотронулась до
двух сверкающих статуэток "Оскара" - их блестящая, как зеркало, поверхность
свидетельствовала, что уборщица исправно выполняла свою работу, - и
нахмурилась.
- Она была прекрасной актрисой, но...
И пока они выходили из спальни и спускались по винтовой лестнице,
Уинтер тихим и монотонным голосом принялась рассказывать историю Жаклин. В
залитой солнцем кухне Уинтер поведала Марку о Лоренсе, о том, как узнала о
своем отце, как это взволновало ее. Медленно и неохотно она повела его в
просмотровую комнату и, тщательно проверив систему сигнализации, открыла
шкафы, где лежали бесценные бобины.
Во время рассказа о волшебных часах, которые она провела, смотря
фильмы, на лице Уинтер появилась мягкая, мечтательная улыбка.
- Теперь, - сказала она, продолжая обход, - я выйду из дома и воссоздам
то, что видела. Можно пройти здесь, этот путь короче. Этой частью дома
никогда не пользовались, никогда заново не отделывали.
Когда молодые люди вошли в необитаемое левое крыло, внешний вид
помещений резко изменился. Комнаты были светлые и просторные, но с
оштукатуренных стен клочьями свисали обои, а ковры были протерты до дыр. Из
окон открывался вид на укромный парк, затененный плакучими ивами.
- Я всегда больше любила это крыло дома, - негромко проговорила Уинтер.
Она любила его из-за близости к ее личному театру и пруду с золотыми
рыбками. - Особенно эту комнату.
Это была ее комната, застекленные створчатые двери в другой стене
выходили в сад и к пруду. Уинтер открыла двери, и у нее перехватило дыхание
от нахлынувших воспоминаний, воспоминаний о маленькой девочке, дававшей
представления для своих рыбок. И теперь ее глаза наполнились слезами, когда
она, затаив дыхание, подошла к пруду.
- Тотошка, - прошептала она, и его черный нос разорвал поверхность
воды, любопытный, всегда охочий до еды. - Тотошка!