"Ирвинг Стоун. Страсти ума, или Жизнь Фрейда " - читать интересную книгу автора

была без ума от старшего сына, так же как не было секретом и то, что
шестидесяти шестилетний Якоб Фрейд боготворил свою жену. Между членами
семьи из девяти человек не было недостатка в привязанности.
Амалия вернулась к кухонному столу, на котором лежало раскатанное
тесто. Отрезая куски, она руками лепила клецки и бросала их в кастрюлю.
Затем открыла заслонку плиты, чтобы посмотреть на гуся. Зигмунд, Анна и
Роза снисходительно улыбались, наблюдая, как мать вылила из чайника горячую
воду на противень, где жарился гусь. Зигмунд подумал: "Она наделила нас
семерых неуемной жаждой жизни".
В более благодатную пору, когда семья Фрейд жила во Фрайберге, она
могла себе позволить содержать няню для двух малышек. Но после переезда в
Вену наступили трудные времена, Якоб Фрейд приносил домой лишь скромные
суммы, и Амалии пришлось одной ухаживать за детьми, довольствоваться
случайными визитами уборщицы и носить белье в соседнюю прачечную. Амалия не
жалела собственных сил, дабы возместить нехватку средств. Когда не было
муки, она наскребала по сусекам, если не было батиста на платья девочкам,
перелицовывала старые.
Зигмунд прошел в гостиную, не вызывавшую у него каких-либо чувств.
Здесь почти всегда царил полумрак, стояли тяжелые темные стулья и софа, на
окнах висели двойные занавески, внутренние - из коричневого бархата - были
подвязаны на стороны, на полу лежал вытертый персидский ковер, доставшийся
Якобу от первого брака. Однако некоторые вещи нравились Зигмунду: кофейный
столик с Библией на староеврейском языке, унаследованной от родителей отца;
отделанный бамбуком книжный шкаф в углу; раздвижной секретер у стены с
наиболее ценным имуществом Амалии - тремя семейными фотографиями, на
которых был запечатлен восемнадцатилетний период их жизни, причем каждая
была сделана в момент благополучия, когда семья Фрейд имела возможность
купить новую одежду и сняться в хорошей фотостудии.
На первой были изображены восьмилетний Зигмунд в красивом сюртуке,
застегнутом на все пуговицы, вплоть до мягкого воротника рубашки, и
брючках, отстроченных по бокам, и Якоб в длинном сюртуке, широких
неглаженых брюках, на шее красовался галстук в горошек, а в руках он держал
книгу.
- Папа, ты был чересчур красивым, - сказал вслух Зигмунд и рассмеялся
по поводу своего тщеславия: ведь даже на старой фотографии сын удивительно
походил на отца.
Вторая фотография была сделана восемь лет спустя, когда Зигмунду было
шестнадцать лет и он был лучшим учеником в своем классе гимназии пять лет
подряд. На этой фотографии, запечатлевшей его скромные усы, он был в
жилете, который пересекала на взрослый манер золотая цепочка часов. Он
стоял, прислонившись к резному столу, его нога касалась края длинной юбки
матери из черной тафты. Она тоже держала книгу, но неловко, на коленях, как
бы откровенно признаваясь, что не часто имеет дело с такими предметами.
Его мать, на десять лет моложе отца, была одета с иголочки, что
приятно сочеталось с ее тонким чувственным лицом. Ему нравились ее красивые
золотые серьги с изящными подвесками, золотая цепочка на шее, медальон под
кружевным воротником, выделявшимся на черном платье, и обрамлявшие лицо
Амалии блестящие черные волосы, завитые локонами. В Вене говорили, что
женщины из Галиции вовсе не леди с изящными манерами. Но Амалия была,
бесспорно, привлекательной женщиной.