"Ирвинг Стоун. Муки и радости" - читать интересную книгу автора

сакраментальную фразу, без которой прожитый день казался тосканцу тусклым
и бесцельным:
- Ну и хорошо же я поел!
Выслушав столь лестное для себя признание, Лукреция прятала остатки
обеда, чтобы сохранить их для сравнительно легкого ужина, приказывала
служанке вымыть тарелки и горшки, затем шла к себе и спала до самого
вечера: ее день был закончен, все его радости исчерпаны.
Иное дело Лодовико: весь крут его утренних размышлений и последующего
грехопадения повторялся в обратном порядке. По мере того как время шло, а
пища переваривалась и соблазнительные запахи выветривались из памяти, его
опять начинали грызть тягостные мысли о дороговизне изысканного обеда, и
он снова впадал в мрачную ярость.
Микеланджело прошел через пустую общую комнату с тяжелой дубовой
скамьей перед камином, около которого у стены стояли воздуходувные мехи и
несколько кресел с кожаными спинками и сиденьями: все эти чудесные вещи
некогда смастерил своими руками родоначальник семейства Буонарроти. Рядом
с этой комнатой, выходя окнами тоже на Виа деи Бентаккорди и на конюшни,
был расположен кабинет отца: заполняя острый, в сорок пять градусов, угол
кабинета, - ибо именно под таким углом тут, у каменного изгиба Колизея,
пересекались улицы, - стоял треугольный стол, сделанный на заказ в
столярной мастерской этажом ниже. Лодовико сидел за этим столом и терзался
над своими пожелтевшими от старости пергаментными счетными книгами.
Сколько Микеланджело помнил, единственным делом отца было раздумывать о
том, как избежать лишних затрат и убытков и как сберечь жалкие клочки
родового имения, основанного в 1250 году; от него оставалось теперь лишь
четыре десятины земли в Сеттиньяно да городской дом. Дом этот находился
неподалеку отсюда, права Лодовико на него юристы оспаривали, и семья жила
в наемной квартире.
Услышав шаги сына, Лодовико поднял глаза. Природа щедро одарила
Лодовико лишь одним даром - пышными волосами: их обилие позволило ему
отпустить великолепные усы, сливавшиеся с широкой, падавшей на грудь
бородою. Седина уже заметно тронула голову Лодовико, лоб его прорезали
четыре глубокие морщины - следы долгих и тяжких дум над счетными книгами и
фамильными документами. В маленьких карих глазах проглядывала тоска по
утраченному богатству рода Буонарроти. Микеланджело знал, что отец его
принадлежит к тем осторожнейшим людям, которые запирают дверь сразу на три
ключа.
- Доброе утро, messer padre.
Лодовико тяжело вздохнул:
- Я родился слишком поздно. Сотню лет назад Буонарроти перевязывали
свои виноградники колбасами.
Микеланджело ждал, что он еще скажет, но отец вновь погрузился в
мечтательные раздумья, перебирая фамильные финансовые бумаги, этот Ветхий
завет всей своей жизни. Лодовико подсчитывал до последнего флорина,
сколько именно извлекало дохода каждое поколение Буонарроти из
принадлежавших земель, домов, различных предприятий и денежных капиталов.
История рода стала поистине специальностью Лодовико, все семейные легенды
и предания он хотел вбить в головы и своим сыновьям.
- Мы - знатные горожане, - говорил им Лодовико. - Наш род столь же
древен, как Медичи, Строцци или Торнабуони. Фамилию Буонарроти мы носим