"Роберт Льюис Стивенсон. Басни " - читать интересную книгу автора

тыквы. Он ни разу не видел ни такого дома, ни таких тыкв; и водоворот принес
человека к лестнице. "Это любопытно", сказал миссионер, "но в этом ничего
особенного нет". И он ухватился за нижнюю ступень лестницы и поднялся
наверх. Это был прекрасный дом; внутри не оказалось ни души; и когда
миссионер оглянулся назад, он не увидел никакого острова, там были только
морские волны. "Странно вышло с островом", сказал миссионер, "но чего мне
бояться? Ибо со мной - истина". И он решил прихватить с собой тыкву,
поскольку он очень любил разные диковинки. Но стоило ему положить руку на
тыкву, в тот же миг все, что он видел, все, что его окружало, лопнуло, как
пузырь, и исчезло; и ночь сомкнулась над ним, и воды, и сети; и он лежал
беспомощный, как пойманная рыба.
"Телу может показаться, что во всем этом кое-что есть", сказал
миссионер. "Но если эти истории истинны, удивляюсь, что же станется с моими
истинами!"
И тогда ночной мрак был развеян пламенем факела Акаанги; и уродливые
руки начали ощупывать сети; и миссионера схватили двумя пальцами, и отнесли
его, промокшего насквозь, сквозь ночь и тишину к печам Миру. И румяная Миру
сидела у огня печей; и рядом сидели ее четыре дочери и делали напиток
мертвых; и сидели там пришельцы с островов живых, мокрые и рыдающие.
Это было самое ужасное место, в которое когда-либо попадали люди. Но из
всех, кто когда-либо оказывался там, миссионер был наиболее расстроен; и
вдобавок ко всем прочим неприятностям, человек рядом с ним оказался
новообращенным из его же паствы.
"Ага", сказал новообращенный, "так и вы здесь оказались наравне со
всеми? А как же с вашими историями?"
"Кажется", сказал миссионер, заливаясь слезами, "в них нет ни слова
правды".
Но к тому времени напиток мертвых был готов, и дочери Миру начали
декламировать на древний мотив: "Исчезли зеленые острова и яркое море,
солнце, и луна, и сорок миллионов звезд, и жизнь, и любовь, и надежда.
Впредь больше ничего, только сидеть ночью, и молчать, и глядеть, как
пожирают ваших друзей; ибо жизнь - обман, и повязка сорвана с ваших глаз".
И когда пение закончилось, одна из дочерей вышла вперед с миской в
руках. Желание вкусить этого напитка родилось в груди миссионера; он мечтал
об этом, как пловец мечтает о земле, как жених мечтает о невесте; и он
протянул руку, и взял кубок, и собирался выпить. Но затем он все вспомнил и
отодвинул сосуд.
"Пей!" пропела дочь Миру. "Нет напитка, подобного напитку мертвых, и
испить его один раз - награда за всю жизнь".
"Благодарю вас. Пахнет превосходно", сказал миссионер. "Но я сам -
человек с синей лентой; и хотя я знаю, что даже в нашей собственной
конфессии имеются расхождения, я всегда придерживался мнения, что этот
напиток следует запретить".
"Как!" - вскричал новообращенный. "И ты собираешь соблюдать табу в
такое время? Ты же всегда был так настроен против запретов, когда был жив!"
"Против запретов других людей", сказал миссионер. "А не против моих
собственных".
"Но все ваши слова - неправда", сказал новообращенный.
"Похоже на то", ответил миссионер, "и я не могу ничего с этим поделать.
Но нет повода нарушать мое слово".