"Р.Л.Стивенсон. Статьи (Собрание сочинений в 5 т.) " - читать интересную книгу автора

помогала она, бывало, утешать меня во время моих приступов.
Помню особенно, как она поднимала меня с кровати и,
завернув в одеяла, несла к окну, чтоб показать мне синюю
ночь, усеянную звездами фонарей, и свет газовых рожков за
теми окнами, где тоже кто-то болеет. Мне было худо, меня
лихорадило; я, помнится, и головы не поднимал, чтобы
поглядеть на луну и настоящие звезды; глаза мои обращены
были вниз, к широким освещенным улицам и саду, где в
непроглядной тьме всю ночь шушукались деревья; и все же
созерцание внешнего мира освежало и развлекало меня, а там
и всем горестям тягостной ночи наступал конец с появлением
первых деревенских телег, которые в утренних предрассветных
сумерках со скрипом, грохотом и лязгом длинной вереницей
катили мимо моего окна под ржанье лошадей, щелканье кнутов,
гиканье возниц и тысячу прочих жизнеутверждающих звуков.
Бывали и другие ночи, когда меня изводили страшные
сны, и я с воплем просыпался в диком, неистовом ужасе. В
таких случаях унять мои расходившиеся нервы не мог никто,
кроме доброго моего отца; он вставал с постели и садился
подле меня, плел мне всякую всячину на ребячьем языке,
изображал бесцельные переговоры с каким-нибудь ночным
сторожем или кучером почтовой кареты, пока я не отвлекался
и не забывал причину своих страхов. А причины бывали самые
необычайные; одна мне запомнилась и свидетельствует,
кажется, о недюжинной силе воображения: мне снилось, что я
должен проглотить земной шар, а ужас заключался в том, что
я вполне отчетливо представлял себе величину и
многонаселенность нашей планеты. Это несоответствие и
какой-то удивительный оттенок коричневого цвета наподобие
окраски котикового меха - вот что особенно удручало меня в
этом навязчивом кошмаре.
Мне здесь не хватит места описать все мои утехи в
пасторском доме. Мне доводилось бывать с тех пор
счастливей - вообще, по-моему, люди преувеличивают
способность ребенка испытывать счастье, - однако никогда
больше не был я счастлив именно так. По сути, это едва ли
было счастье в житейском смысле слова, как мы его понимаем,
став взрослыми; скорей нечто сродни чувству животного, а не
человека. Солнечный свет, зелень листвы, щебет птиц -
никогда ощущение всего этого не владело мною с такой силой,
как здесь. Гималайский кедр на лужайке, заросли лавра,
мельницы, река, церковный колокол, пахари за работой,
диковинные индийские вещицы, которыми наполнил дом мой
дядя, разительное несходство этого места с городом, где я
проводил остальное свое время, - все это пленило меня и
живет в памяти поныне, ни на что не похожее, искристое,
пьянящее. У меня где-то сохранился кусок длинной рукописи о
моих уединенных забавах в пасторском доме и в саду; но я
мог бы тома об этом написать и все-таки не исчерпать
предмета: так свежи, значительны и незабываемы были мои