"Роберт Луис Стивенсон. Владетель Баллантрэ" - читать интересную книгу автора

речами. Еще не кончился обед, а все уже, казалось, было забыто, но после
обеда, когда они, как водится, уединились у камина, мы видели, как она
рыдала, уткнувшись головой в его колени. Мистер Генри завел со мной раз-
говор о каких-то делах по имению - он был неразговорчив и редко говорил
о чем-нибудь, кроме хозяйства; но в этот день, то и дело поглядывая в
сторону камина, он говорил не переставая, хотя голос его то и дело сры-
вался со спокойного тона. Во всяком случае, стекло не было заменено, и
мне кажется, что он считал это большим своим поражением.
Как бы ни судить о его характере, видит бог, добр он к ней был несом-
ненно. В обращении с ним у нее была какая-то снисходительная манера, ко-
торая (будь она у моей жены) довела бы меня до бешенства, но он принимал
это как милость. Она держала его в отдалении от себя, как ребенка в
детской, то забывая о нем, то вспоминая и даря своей приветливостью; она
угнетала его своим холодным вниманием, укоряла его, меняясь в лице и за-
кусив губы, как бы стыдясь его позора, повелевала ему взглядом, когда
давала себе волю, а когда надевала маску, то молила его о самых обычных
вещах, как будто это были невесть какие одолжения. И на все это он отве-
чал неутомимой заботой, обожая, как говорится, самую землю, по которой
она ступала, и неся эту любовь в самых глазах своих, как неугасимый све-
тильник.
Когда ожидали появления на свет мисс Кэтрин, ничто не могло заставить
его уйти из комнаты жены, и он так и пробыл там до конца. Он сидел (как
мне рассказывали) у изголовья кровати, белый как полотно, и пот стекал у
него по лбу, а платок в его руках был смят в комочек не больше мушкетной
пули. Недаром он долго после этого не мог выносить самого вида мисс Кэт-
рин; сомневаюсь, чтобы он вообще питал к ней должное чувство, за что и
подвергался всеобщему осуждению.
Гак обстояли дела в этой семье до седьмого апреля 1749 года, когда
случилось первое в ряду тех событий, которые должны были разбить столько
сердец и унести столько жизней.
В этот день, незадолго до ужина, я сидел у себя в комнате, когда ко
мне, даже не постучавшись, ворвался Джон Поль и заявил, что внизу кто-то
желает говорить с управляющим; при этом слове он ухмыльнулся.
Я спросил, что это за человек и как его зовут, и тут обнаружилась
причина неудовольствия Джона: оказалось, что посетитель пожелал назвать
себя только мне, что было оскорбительным нарушением прерогатив мажордо-
ма.
- Хорошо, - сказал я с легкой улыбкой. - Посмотрим, что ему надо.
Внизу я нашел крупного, просто одетого мужчину, закутанного в морской
плащ, обличавший его недавнее прибытие на корабле; а неподалеку от него
стоял Макконнэхи, разинув рот от изумления и взявшись рукой за подборо-
док, как тупица перед трудной задачей. Незнакомец закрывал лицо воротни-
ком и казался озабоченным. Завидев меня, он бросился ко мне навстречу и
засыпал словами.
- Мой почтеннейший, - сказал он. - Тысячу извинений, что я тревожу
вас, но я здесь в крайне щекотливом положении. А тут еще этот дубина,
которого я гдето встречал и, что гораздо хуже, который как будто тоже
меня приметил. Раз вы живете в этом доме, сэр, и занимаете в нем такую
должность (это и послужило причиной моего обращения к вам), вы, конечно,
сторонник правого дела?