"Нил Стивенсон. Смешенье ("Барочный цикл" #2)" - читать интересную книгу автора

- Кажется, я начинаю понимать, отчего ты не жалуешь пиратов и их
промысел, - сказал Джек, - как и пристало всякому благонамеренному
голландцу.
- Ван Крюйк не захотел обасурманиться и теперь гребет вместе с нами, -
добавил Мойше.
- А ты сам? Принято считать, что евреи своих в беде не бросают.
- Я - криптоиудей, - отвечал Мойше, - и даже больше крип-то, чем иудей.
Я вырос на экваторе. У побережья Африки есть остров Сан-Томе, суверенное
владение той европейской державы, которая последняя отправит флот его
обстрелять. Однако много лет только португальцы знали, где он находится, и
потому остров был португальским. Так вот мои предки были испанские евреи.
Двести лет назад, когда из Испании окончательно изгнали мавров и открыли
Америку, королева Изабелла велела всем евреям убираться вон. Те, кто, как
теперь понятно, были поумнее, "натянули чулки Вилладиего", то есть драпанули
во все лопатки до самого Амстердама. Мои предки всего лишь перебрались через
границу в Португалию. Однако инквизиция была и там. Когда Альваро де Каминья
отправился губернатором на Сан-Томе, он взял с собой две тысячи еврейских
детей, вырванных инквизицией из лона семьи. Сан-Томе владел монополией на
работорговлю в той части мира - Альваро де Каминья крестил этих детей и
заставил их работать на себя. Однако они тайно хранили свою веру, совершали
взаперти полузабытые обряды и молились на ломаном древнееврейском, даже
преклоняя колени перед золоченым алтарем с телом и кровью Христа. То были
мои предки. Почти пятьдесят лет назад Сан-Томе захватили голландцы.
Вероятно, это спасло жизнь родителям моего отца, ибо на испанских и
португальских землях инквизиция начала свирепствовать с новой силой. Вместо
того чтобы сгореть на португальском аутодафе, мой дед вместе с бабкой
перебрался в Новый Амстердам, где занялся единственным известным ему
ремеслом - работорговлей на службе Голландской Вест-Индской компании. Потом
город захватил флот герцога Йоркского. К тому времени мой отец успел вырасти
и жениться на девушке-манхатто...
- Это еще кто такие? - спросил Джек.
- Местное индейское племя, - объяснил Мойше.
- То-то я заметил в форме твоих глаз и носа чегой-то этакое. Лицо
Мойше, озаренное лишь алым отсветом трубки, приняло ностальгическое
выражение, от которого Джеку инстинктивно стало не по себе. Расстегнув
верхнюю пуговицу на драной рубахе, Мойше вытащил болтавшееся у него на шее
на кожаном шнурке какое-то туземное изделие.
- В потемках трудно разглядеть эту цацку, - сказал он, - но третья
бусина справа в четвертом ряду - грязновато-белая - одна из тех, за которые
голландец Петер Минуит купил у манхатто их остров, когда мама была еще
совсем крошкой в вигваме своего отца.
- Господи, да ты должен ее беречь! - воскликнул Джек.
- Я ее и берегу, - отвечал Мойше с легкой ноткой раздражения, - как
легко может видеть любой дурак.
- Ты хоть представляешь, сколько она стоит?
- Практически ничего - но для меня она бесценна как память о матушке.
Так или иначе, возвращаясь к рассказу - мои родители натянули чулки
Вилладиего и рванули в Кюрасао, где я и родился. Матушка умерла от оспы,
батюшка - от желтой лихорадки. Я, не зная, куда податься, прибился к
тамошней общине криптоиудеев. Мы решили перебираться в Амстердам, как нашим